- Что случилось, Лили?
- То, что нельзя позволить всему разрушиться только из-за меня, даже здесь. Нельзя, чтобы ты... чтобы с тобой... - она замолчала, опуская глаза. Все-таки она не могла произнести этих слов, было слишком тяжело.
- Ничего непоправимого не случилось, - спокойно произнес он, но взгляд его стал мягче и теплее.
- Но ведь то, что стало с Самаэлем, может случиться и с другими, - возразила она.
- Если он не умер, в конце концов, я могу только порадоваться за него. - Сказал Ник, и даже Небирос у стены издал какой-то невнятный звук. - Ты хочешь уйти? - Спросил хозяин серьезно, пристально всматриваясь в ее лицо.
- Нет, - это слово едва ли не вылетело криком из ее горла. - Нет, не хочу. - Уже спокойнее добавила она.
Ник улыбнулся той поспешности и отчаянию, с которыми она произнесла эти слова.
- Тогда ты останешься, - сказал он.
Лили смотрела на него, не в силах возразить. Ей слишком дороги были и его улыбка, и его редкая нежность и изливавшееся в ту минуту от него тепло. Сквозь разорванную рубашку виднелось смуглое крепкое тело, и больше всего на свете ей хотелось коснуться его губами, стереть с него усталость и проступившие бисеринки пота, ощутить его ответный жар и растаять в нем, забыться, раствориться.
- Лили, - он взял ее за локти, и она вздрогнула, очнувшись от своих фантазий и замерев перед приближающейся реальностью. Так легко оказалось опустить ему голову на грудь, коснуться щекой, а затем и губами и исполнить свою мечту робко и неуверенно. Он не отталкивал, больше не насмехался над ней и не был груб, он замер, ощущая ее прикосновения. - Лили, - шептали его губы, заставляя ее двигаться смелее и безрассуднее, дыханием покрывать мурашками его кожу.
Прервав свое путешествие, она подняла голову и посмотрела в его разноцветные глаза, почти касаясь губами его губ, и он сократил расстояние между ними, впившись своим ртом в ее. Никогда до этого он не целовал ее. Она не понимала, почему, но теперь, когда это случилось, ей казалось, что она знает. Слишком о многом говорил поцелуй, в нем была вся сдерживаемая многими днями страсть, в нем было неудовлетворение и горе, одиночество и отчаяние. Когда он позволил ей вдохнуть, Лили поняла, что стена между ними рухнула, и они теперь - одно целое.
- Я люблю тебя, Ник, - прошептала она.
Он закрыл глаза и молчал. Лили смотрела на его скулы, лоб, спутанные волосы и слышала, как стучит его сердце, мощно и ровно.
- Теперь я уязвим, - произнес он, и в уголках его губ дрогнула усмешка.
- Ты снова смеешься, - выдохнула Лили, грустно улыбаясь.
- Нет, посмотри на меня, - он вдруг снова стал серьезен, и приподнял ее голову за подбородок, так что их глаза вновь встретились, - ты так добивалась этого: ломала мою стену - неужели не видишь, что ее больше нет?
- Вижу, - Лили судорожно вдохнула и всматривалась в его глаза, потому что от того, что она там видела, у нее захватывало дух, и почти невозможно было поверить. В его глазах светилось чувство, которого она никогда там раньше не видела. Ради этого стоило бороться, стоило сражаться, разбирая его стену по кирпичу, чтобы однажды, когда она рухнет, понять, что за ней всегда была любовь. Эта любовь говорила ей искренне и бесповоротно, что он никогда не дал бы ее в обиду: ни рядом с залами, когда на нее напал человек, ни на кухне, где она была в услужении, ни где-либо еще в его мире. Он достал бы обидчика со дна и разворотил его голову, если бы с ней хоть что-нибудь случилось на самом деле. Он оберегал ее все то время, что она думала, что ему плевать, все время, что произносил свои колкости и жестокие шутки, все это время он настоящий был рядом с ней, иногда прорываясь во взглядах, когда смотрел на нее, не успев надеть маску и думая, что она не видит. - Вижу, - Лили заплакала и подняв его руки к своему лицу, стала целовать его пальцы, орошая их слезами. Она ощущала себя ужасно глупо, но не могла остановиться, не могла ничего поделать. Он был рядом с ней - все, о чем она только могла мечтать.
- Не плачь, не плачь, - он обнял ее, укачивая, как ребенка. - Так давно ему не приходилось никого утешать, что он почти забыл, как это делается. Ник поднял голову, прижимая Лили к своему плечу, и встретился взглядом с Небиросом. Калеб успел перевязать демона, и бесшумно исчезнуть, подобрав медицинские принадлежности. Небирос смотрел на Абу фасеточными глазами, в которых то и дело проскакивали всполохи розового на фоне безмятежной голубизны. Потом он молча поднялся и, пошатываясь, последовал к дверям. Ник проводил его взглядом, и в своем безмолвном диалоге они пришли к согласию без слов.
Когда они остались одни, Ник сбросил рубашку, и теперь Лили могла полностью прижаться к его обнаженному телу. От его тепла ей было уютно и хорошо, она закрыла глаза и почти проваливалась в сон от расслабленности и счастья.
- Можешь поспать, я не исчезну, - тихо произнес он ей на ухо.
- Но как же твоя рана, - встрепенулась она, - я не могу сейчас спать.
- Моя единственная рана - здесь, - сказал он, коснувшись своего сердца. Впервые за много веков оно действительно ныло, жило, стонало, сейчас от радости, но если бы с ней хоть что-нибудь случилось, кто знает, от какой боли. Ник содрогнулся, но не мог уже ничего изменить. Она оказалась внутри его стен, и ему еще никогда не было так хорошо, как после того, как она вошла.
- Но голова, - начала она, но он только отмахнулся, стягивая повязку, и Лили, дотронувшись рукой, ощутила под пальцами целую и невредимую кожу.
- Но как? - она смотрела на него почти обиженно, подхватив сброшенную повязку, пропитанную кровью.
Он поглядел на нее так, как глядят на детей или блаженных, и лишь пожал плечами:
- Как всегда.
Глава 43
Залы кипели от возбуждения присутствующих, дреги выпивали и съедали уже вдвое больше обычного в предвкушении скорых празднеств. Слуги метались между столами, как оголтелые. Джой падала с ног, но и этого, казалось, было недостаточно. Долли все последние дни вечно была чем-то недовольна, и от этого слугам становилось только хуже.
- Быстрее ворочайтесь, олухи, - орала она, отвешивая пинки налево и направо. - И ты, подруга королевы, - выплюнула она в сторону Джой, так и не успев дотянуться до нее носком своей туфли, - пошевеливайся.
- Вот придет Лили, и задаст тебе жару, - прошипела Джой, на самом деле думая о том, что такая, как Лили, и себя-то толком защитить не сможет. Если бы ее выбрали хозяйкой, уж она-то навела бы везде порядок, и Долли первым делом отправилась бы чистить стойла фарлакам.
- Эй, девка, - заорал пьяный дрег, потянув ее за край фартука, - а ну-ка подлей мне и мои друзьям еще.
- Что празднуете-то? - Не сдержалась Джой. Вот уже несколько дней она наблюдала весь этот бедлам, и не могла понять, к чему все идет. От Долли только и слышно было, что грядут великие празднества, а в честь чего они и чем так велики, похоже, она и сама не знала.
- Войну, - заржал дрег, шелестя своей металлической чешуей. Джой поставила на столик сразу пару кувшинов пойла, только чтобы не видеть их крокодильих глаз с мигающей пленкой.
- О какой войне он болтает, а, крылатый? - Спросила она, смахивая ошметки со стола демонов, и забирая пустые кувшины.
- О той, что грядет наверху, - произнес демон, плотоядно рассматривая Джой, но все же любопытство пересиливало в ней чувство опасности.
- И кто с кем воюет?
