– А чего тут обвинять? – бугай вдруг съехал с рыка на господский тон, откинулся в жалобно пискнувшем кресле. – Вот он, – звездища кивнул на загадочно улыбающегося Шеллера, – хирург, в это верю. А вас соплёй перешибить.
Кассел искренне полагала, что давно научилась себя в руках держать. И каждый раз, когда её нести начинало, удивлялась: ведь не девочка уже, с чего так завелась? Следом шло клятвенное заверение никогда больше подобного не делать и не говорить. Клятва держалась крепко – до следующего «проноса».
Сейчас, видимо, этот самый следующий и наступил.
Дира потянулась, стащила со стола для корреспонденции, стоявшего как раз за её спиной журнал – не слишком и толстый, в полтора пальца всего-то шириной. Да и разорвала его пополам, аккуратно положив обрывки на стол, а не в морду «гордости» швырнула, хоть и очень хотелось.
– А монету в трубочку пальцами скатаете? – заинтересовался блондин.
– Скатать не скатаю, но сломать могу, – заверила Кассел и приторно-вежливо поинтересовалась у Лангера. – Я могу идти?
– Да, конечно, ступайте, – прошипел подозрительно покрасневший заведующий. – Объяснительную не забудьте написать.
– Непременно, – пообещала ему Дира.
– Больного мы доктору Шеллеру передадим, с вашей стороны возражений не будет?
– Ну что вы? Как можно? Уверена, что его методы лечения устроят всех присутствующих!
И одарив всех присутствующих сияющей улыбкой, хирург покинула высокое собрание.
***
Кассел и сама не поняла, каким вихрем её в «курилку» занесло. Вроде бы, собиралась только в ординаторскую забежать, вещи свои взять. Но от злости аж в глазах темно стало, вот и помчалась, не видя дороги. А прискакала на площадку между первым этажом и подземным переходом в соседнее отделение, сиречь в морг.
Вообще-то, курить в больнице строго воспрещалось. И не из соображений трепетного отношения к здоровью – пожарная охрана лютовала, усматривая в каждом «бычке» попытку спалить больницу. И увещевания, что тут всё же не дегенераты работают, бравых борцов с огнём не успокаивали. В общем, нельзя в клинике курить. Впрочем, распивать алкогольные напитки любой крепости и заниматься «неуставными» отношениями тоже запрещалось. Но кого и когда это останавливало? Уж точно не врачей с пациентами. Может, призраки закон уважали.
Так или иначе, а «курилок» в главном корпусе было несколько. Та, куда Диру занесло, считалась самой дальней. Поэтому хирургу повезло – здесь никого не было. Народ ломанулся перекуривать утреннее взбадривающее пропесочивание в закуток рядом с залом, где конференцию проводили.
Кассел остановилась на последней ступеньке, сжав пальцы на перилах так, что костяшки заныли. И с чувством, с толком и расстановкой высказала стене всё, что душа настоятельно требовала. Стало немножко легче.
– Слушай, а последний заворот можешь повторить? – восхищённо попросили из-за спины. – Я не очень разобрала пассаж, куда совать то, что на лбу и как изогнуться надо.
Облегчение сменилось чувством, отдалённо напоминающим стыд. Но оно быстро испарилось. Всё-таки за таким неблаговидным занятием, как семиэтажное обкладывание стены, доктора застала ни больная и ни особа, приближённая к высоким креслам, а своя сестра-врач.
С черноволосой и надменной, как сама регент, доктором из КДО Кассел не то чтобы приятельствовала, но находилась в ровных и, в общем-то, дружелюбных отношениях. При встрече улыбались, в буфете могли за один стол сесть, обсудить при случае свежие больничные сплетни тоже зазорным не считали. Вероятно, потому, что интересы консультационно-диагностического отделения – эдакой поликлиники при больнице – с нейрохирургией никак не пересекались. А брюнетку коллеги недолюбливали, считая конченой стервой.
То есть общего между дамами много, а делить нечего. Потому и симпатизировали друг другу. Правда, вот имени царицы консультаций и диагностик Дира не помнила. Если вообще когда-то знала.
– Рассказывай, – потребовала черноволосая, шикарно закуривая и протягивая серебряный портсигар Кассел.
Хирург подумала – всерьёз подумала. Но всё-таки отрицательно помотала головой: никогда не дымила, нечего и начинать. Да и повод не тот.
– А что рассказывать? Сама всё слышала.
– И чего я такого слышала? – брюнетка округлила губы, выпуская дым колечками. – Ну, пожурили тебя. Ну, в очередной раз всем рассказали, как с родственниками пациента общаться надо и не выносить на суд общественности, что за закрытыми дверьми творится. Ну, отжал Шеллер перспективного больного. Так благодари лорда Солнце, в храм сходи. Нравится, что ли, перед всякими вытанцовывать и пятки целовать?
– Да нет, это я так. Со злости, – буркнула Дира. – Нервишки шалят.
– Ну и не злись, – меланхолично посоветовала диагност. – Каждому своё. Ирошка перед ними на задних лапках попрыгает, обдерёт, как липку – и все расстанутся счастливыми и влюблёнными друг в друга. Шеллеру профит, больнице реклама, тебе минус головная боль. Живи и радуйся. Хочешь, сама анекдот расскажу?
– Валяй, – согласилась Кассел, облокачиваясь на перила.
– Слушай. Сижу вчера на приёме. Является ко мне такая… дама. Вся из себя приличная, немолодая уже, но и не старуха. Макияж, причёска, цацки золотые – всё при ней. И говорит: «Доктор, мой ребёнок лежит в вашей больнице. И я хотела бы с вами проконсультироваться». Ну, сама понимаешь, я напряглась. Хуже нет, когда начинают расспрашивать, правильно ли другие врачи лечат. Ляпнешь что-нибудь – разгребай потом.
Дира согласно кивнула – понимала, конечно. Корпоративная этика, никуда от неё не денешься.
– Во-от, – выдохнула ещё одну цепочку из колечек брюнетка. – И отказать не могу – для того и сижу, чтобы консультировать. Поэтому спрашиваю, мол, что вас беспокоит? Эта дама так зарделась застенчиво, глазки потупила и выдаёт: «Знаете, доктор, у моего сынули на заднюшке потничка». Я чуть со стула не сковырнулась. «Заднюшка» – это сильно, согласись.
Кассел, может, и не хотела, да улыбнулась. С другой стороны, каких только эпитетов не изобретают стеснительные люди. Сама в бытности интерном, проходя цикл в терапии, долго не могла понять, про какого «малыша» пациент толкует и почему этот малыш «плачет». Оказалось, дяденька, лечащий повышенное давление, ещё и от гонореи[5] страдает.
– Ты подожди ржать. Это ещё не всё. Конечно, педиатрия – не моё. Но в полном согласии с требованием руководства обращать повышенное внимание на жалобы граждан, я не отсылаю эту даму, а приступаю к расспросу. Согласись, потница у младенца – это одно. А если мальчик постарше и в штаны писается – другое, верно? Вот и спрашиваю: «Сколько лет вашему ребёнку?». Стоишь? Держишься?
– Стою, – согласилась Дира.
– Сорок два! – торжественно выдала брюнетка.
– Врёшь!
– Зуб даю! – шикарно цикнула диагност. – Тебе смешно, да? А мне пришлось это всё оформлять и рекомендации
