Потом Кассел осознала, что с красавцем неимоверно скучно и сделала ручкой. Чем повергала рыжего в состояние глубокого шока. Да так, что он до сих пор удивлялся, и время от времени предпринимал попытки реанимировать былые чувства. Понятно, лишь для того, чтобы в этот раз успеть бросить первым. Но хирург на провокации не поддавалась, а вот мелкими знаками внимания внаглую пользовалась.
Тем более что коляска у Шеллера последней модели, с гномьими рессорами и качественным магпологом, не пускающим внутрь пыль и уличный шум. Ещё ящер великолепный, скорее даже скаковой, а не ездовой.
Но сегодня все дорогущие навороты и скорость ящера не пригодились. Улицы столицы Кангара тосковали в непривычной тишине и безлюдности. Редко-редко проедет частный экипаж. Ни тебе фургонов торговцев, ни таксистов с их полудохлыми клячами, сверкающими проплешинами сероватой кожи на месте осыпавшейся от старости чешуи. Ни, кстати, омнибусов[6]. А вот драконов с золотым подбрюшьем, поблёскивающих в ярком солнечном свете как россыпь бисера, было неожиданно много.
– Чего это полиция суетится? – Дира прижалась щекой к защитному пологу, пытаясь рассмотреть, что там в небе творится. – Опять я самое интересное пропустила?
– Видимо, – хмыкнул Иро, вольготно развалившийся на сидение. Ноги вытянуты, руки за головой, сюртук расстегнут, кружевной галстук повязан небрежно – вид сногсшибательный. – Вообще-то, дорогая, сегодня Весеннее Равноденствие. Народ перед праздником отсыпается, потому и пусто. Кстати, не хочешь компанию составить? У меня дежурства нет, пойду на площадь, как все нормальные люди. Может, даже через костёр прыгну. Приглашаю. Такие предложения два раза не делаются.
Кассел хмыкнула. Прыганье через костёр и вытекающая отсюда любовь навеки в её планы точно не входили. Под омелой она тоже не целовалась, венки в реку не пускала и хлеб ни с кем не надкусывала. А уж изменять своим принципам с Шеллером ни малейшего желания не имела.
– Слушай, всё забываю спросить. А чего тебя опять к нам перевели? Вроде бы, в хирургии на тёплое местечко пристроился? – невинно поинтересовалась Дира, рассматривая пустую улицу.
Иро пробормотал что-то не слишком внятное, но подозрительно похожее на «стерва». Резко сел, вдруг заинтересовавшись амулетом управления ящером, в его вмешательстве абсолютно не нуждавшемся. Кассел только плечами пожала, мол: не хочешь говорить – и не надо, не слишком мне и интересно.
Хотя вся больница знала, что любимая дочка главврача Зубера, за которой Шеллер долго ухлёстывал, склоняя к законному браку, застукала коварного возлюбленного с медсестрой. А так и не состоявшийся тесть сослал Иро учиться верности и воздержанию в экстренную хирургию.
– Да нет, не пойду я с тобой через костры прыгать, – разочарованно покачала головой Дира, – дел много. Лучше госпожу Зубер пригласи. Она девочка молоденькая, развлечение как раз по ней.
– Слушай, Кассел, а не пошла бы ты? – поинтересовался красавец.
Не забыв шикарно прищуриться.
– Пойду, – не стала спорить хирург, – коляску останови, а то мимо моего дома сейчас промахнёшься.
Иро так щёлкнул по амулету, что бедный ящер аж на хвост сел, дико выпучив глаза. Всё-таки мужчины бывают иногда удивительно нервными. Даже хирурги.
***
Привратника Дира беспокоить не стала, открыла боковую калитку своим ключом. Здесь же, у самых ворот, скинула туфли, стянула чулки и пошла к дому не по засыпанной розоватым гравием подъездной дороге, а сбоку, по едва проклюнувшейся траве. Конечно, садовник за такие фокусы не поблагодарит, но соблазн был слишком велик. Рядом с крыльцом она даже остановилась, задумавшись, не прогуляться ли к пруду. А то можно попросить повесить гамак или шезлонг выставить, да и вздремнуть на свежем воздухе. Но мать наверняка такое поведение не одобрит. Не то чтобы Кассел её мнение интересовало, но нудная лекция не меньше, чем на час, блаженства не стоила.
Оставалось только вздохнуть и подниматься к входу. Впрочем, это тоже удовольствие приносило – прохладный и чуть влажный мрамор ступеней холодил босые ноги, которые после суток буквально горели.
Парадные двери словно сами собой открылись, едва не саданув врача по носу.
– С добрым утром, леди Ван’Кассель, – зычно продекламировал дворецкий, словно саму регентшу приветствуя. – Добро пожаловать домой!
– Что ж ты так орёшь-то, Жур? – поморщилась Дира.
– Матушка ваша встать уже изволили, – заговорщицким шёпотом сообщил слуга, сочувственно подмигнув молодой хозяйке. – Готовятся к завтраку в зелёной столовой.
– О, Боги!..
А что тут ещё скажешь? Совместное принятие пищи – не самое приятное развлечение, особенно когда мечтаешь исключительно о ванной и постели. Но опять же, никуда не денешься. Если не хочешь получить многодневную глубокую обиду без права на прощение, но со слезами и жалобами, наскреби сил и топай завтракать.
Жур отобрал у Кассел сумку, а, заодно, и туфли с чулками. Улыбнулся подбадривающе, пропуская госпожу в холл.
Свой сад хирург обожала. Дом ненавидела. Особенно когда матушке попадала очередная вожжа под хвост. И она приказывала устроить посередь приёмной алтарь: по бокам портреты братьев, между ними отца, чёрный креп, свечи и груды цветов – всё как положено. Органа не хватает.
Дира остановилась возле дверей, скрестила руки на груди, разглядывая каменную мозаику пола. И старательно дыша через нос, отсчитала от одного до десяти, а потом обратно. И ещё разочек – для верности.
– Мама, – позвала негромко – всё равно услышит.
– Доброе утро, дочь.
Леди Ван’Кассель выплыла из боковых дверей, как бригантина из-за мыса. Статная, высокая, с царственной осанкой. Светло-русые с лёгкой пшеничной рыжиной локоны уложены волосок к волоску. Серые, но удивительно яркие глаза умело подведены так, что вроде бы никакого макияжа и нет. Пухловатые от природы губы сдержанно поджаты. Аристократичный нос породист и надменен.
В принципе, глядя на мать, любой бы с лёгкостью мог предсказать, какой станет дочь лет через двадцать – похожи родственницы, как две капли крови. За исключением царственной осанки, чётко просчитанной грации в каждом жесте и непередаваемого апломба высшего дворянства. Старшая леди Ван’Кассель обладала этим богатством в полной мере. У младшей оно отсутствовало напрочь.
– Почему ты босиком? – матушка чуть заметно приподняла брови, позволяя признакам удивления проявиться ровно настолько, насколько этикет дозволял.
Ну и чтобы кожа на лбу не морщилась.
– Почему у нас опять портреты в холле? – мрачно поинтересовалась дочь, бровей не поднимая.
– Если ты забыла, сегодня Весеннее
