— Третье купе. — Бледные губы под черной вуалью улыбнулись, и Айре пожалел, что не видит ее лица. Словно прочитав его мысли, Ийя откинула вуаль, в ядовито-зеленых глазах плясали смешинки. Они пошли по вагону, шаги тонул в густом синем ковре. Айре увидел дверь со стилизованной цифрой 3, повернул ручку. Перед ним была маленькая комната со шкафчиком, двумя диванами и столиком. Но столике стояла тарелка с зефиром, в металлической вазочке белели подснежники. Ийя сняла шляпку, села на диван. Айре выглянул в окно, погладил обшитые атласной светлой тканью стены, посмотрел в шкаф. Потом плюхнулся напротив Ийи, подперев щеку кулаком.
Зашел проводник, вкатил тележку с пирожными, маленькими бутербродами, чайником и кофейником. Ийя взглянула на Айре вопросительно, и он широко махнул рукой. Проводник, любезный, как управляющий в дорогом борделе, сгрузил содержимое тележки на столик и вышел, открыв оттопыренным задом дверь.
Поезд взревел, дернулся медленно, натужно, вздрогнули стены, прошла гулкая дрожь по полу, и Айре поджал ноги. Вагон качнулся — раз, другой, лязгнули колеса, потом еще раз и еще. Мир вздрогнул и рывками пошел назад, исчезая в полированной раме окна. Айре, приоткрыв рот и широко распахнув глаза, смотрел. Вагон колыхался и вздрагивал, лязгали мерно колеса, гигантский механизм жил, бился металлическим сердцем под паркетным полом.
Ийя залезла с ногами на диван, откинувшись на подушки. Айре подал ей чашку с чаем и пирожное, запихнул целиком в рот бутерброд с семгой. Город медленно плыл мимо, сменяясь пустыми полями, седыми от рыхлого талого снега, с черными проплешинами проталин. Ийя вскоре задремала, подложив локоть под щеку. Айре заворожено таращился в окно, чувствуя, как подрагивают стены, а пол мерно бьется в подошвы ботинок.
Через два часа в дверь заглянул проводник, поклонился и доложил о прибытии. Айре сел рядом с Ийей, провел пальцами, почти касаясь бледной щеки, дотронулся до плеча. Ийя распахнула глаза, села, поправляя прическу. Поезд, замедляя ход, въезжал на вокзал.
В городе было неинтересно. Они погуляли по пристани, глядя на свинцовое, плотное на вид море, бьющее волнами в серые скалы. По камням медленно сползала грязная пена. Потом прогулялись по улицам, сквозь запах жареных каштанов и свежеиспеченных булочек. Повсюду продавали подснежники. Ийя подошла к торговке, вытащила из корзины пучок цветов, отдала монетку, тускло блеснувшую в весеннем солнце. На секунду Айре стало до боли жаль, что у него нет денег. Ему так хотелось протянуть Ийе этот тяжелый от воды букетик и посмотреть, как она улыбнется, чуть кривя вправо строгий рот.
Они зашли в кафе, заказали вино и камбалу под соусом. Айре ее не любил, но было любопытно съесть рыбу, выловленную в мерно дышащем рядом море. Ийя сидела напротив, положив букет на стол. Скатерть под ним потемнела от воды. Айре улыбнулся, потупился, сцепив пальцы. А потом, когда поднял глаза, увидел его. На секунду Айре забыл, как дышать, застыл, не сводя взгляда с плотной высокой фигуры в дорогом светло-коричневом костюме. Ийя нахмурилась, положила ладонь ему на руки.
— Что случилось? Айре? Что ты увидел?
Как Айре мог объяснить, что увидел? Как рассказать, каково это — бояться кого-то до дрожи в ногах, не дышать, не жить в его присутствии. Беспомощность — бесконечная, заставляющая трястись от животного страха, боль, вгрызающаяся в тело. Шаги в коридоре — медленные, тяжелые, и ты застываешь, надеясь, что они не затихнут перед дверью. Ты не можешь защититься, не смеешь, все, что тебе осталось — только скулить, чувствуя, как страх сжирает тебя.
— Айре?
Он повернулся, увидел Айре. Улыбнулся — широко, радостно, как старому другу. Встал и пошел к ним, кивнув официанту.
— Ты? Какого черта?
Айре сглотнул и молча оттянул перчатку, показывая круглые глубокие шрамы на руках. Ийя посмотрела на них, проследила его взгляд, уставившись на высокого господина в роскошном костюме, подошедшего к столику. Айре увидел, как отвердело, застывая алебастровой равнодушной маской, ее лицо, губы дернулись, складываясь в холодную злую улыбку.
— Разрешите присесть, госпожа? — мужчина слегка поклонился, улыбаясь им, как старым знакомым.
* * *Тратить целый день на прогулку на поезде Ийе не хотелось. Но Айре приплясывал от возбуждения и сиял, как праздничная гирлянда, и Ийя пошла одеваться. Просто удивительно, как лицо взрослого человека может выражать столько эмоций сразу. Айре был прозрачен, как стекло. Любая мысль, любое настроение тут же становились очевидными, как вывешенное на стене Биржи объявление. Так что Ийя утешила себя мыслью, что даже если не выспится, то хотя бы увидит незабываемое шоу "Айре — тысяча невероятных эмоций за час".
И он не обманул ожиданий. Весь день Ийя чувствовала себя Духом Праздничной Ночи, пролетающим над городом и рассыпающим подарки. Ощущение, надо заметить, было исключительно приятное.
Был и еще один момент, и его Ийя не предусмотрела. Она не знала, прилагал ли Айре к этому усилия или получалось непроизвольно — но всю дорогу до вокзала на них смотрели. Женщины — с вожделением, мужчины — со странной смесью зависти и ненависти. Хотя вожделение тоже встречалось, не без этого. Когда они вошли в здание вокзала, Айре немедленно стал точкой, в которой сходились взгляды — и Ийя почувствовала, что у нее скоро задымится спина. Женщины роняли платки и сумочки, натыкались на них, толкая Айре плечами, бедрами и грудью. Айре не замечал. Он шел по залу, восхищенно таращился вокруг и прижимался к Ийе, явно считая всю эту толкотню просто вокзальной сутолокой.
А вот в кафе Айре устроил уже вполне сознательную провокацию. Он бросал по сторонам длинные томные взгляды, улыбался, прикусывая губы, и просто ел Ийю глазами.
— Ты что творишь?
— Когда мы вошли, тут половина посетителей носы сморщила. Вот та барышня в углу, видите? Скривилась, будто лимон раскусила. А сейчас уже не кривится.
Ийя недоуменно пожала плечами.
— Но на тебе же нет ошейника.
— Все равно я не выгляжу как человек, который должен сидеть в этом кафе. Если не раб, то жиголо. Здесь же все думают, что мне тут не место. Уверены, что вам должно быть стыдно появляться со мной на людях. Зато сейчас они уже жалеют, что я сижу с вами, а не с ними.
Ийя улыбнулась. Задетый за живое Айре, кусающий яркие губы и теребящий льняную салфетку, выглядел одновременно трогательно и забавно. Хотя эффект, несомненно, был. Посетительницы краснели, бледнели и томно вздыхали. Айре довольно ухмылялся. Он явно гордился результатом.
А
