И двадцать пять лет я провел, прячась в страхе.
Но теперь хватит.
Я аккуратно тычу ему в нос обухом топора.
– Догадался уже?
– Вы не можете винить меня, – настаивает Терренс. – Я вас не знал! Я ничего не делал!
– Разве Убийца Обухом еще хоть раз кого-то убил? – спрашиваю я, снова тыча в него топором, на этот раз сильнее. Не так сильно, чтобы сломать нос, но достаточно, чтобы оставить красную отметину. – Ты знаешь, каково это – отказаться от подобного кайфа? Ты знаешь, каково это – каждую секунду бояться, что полиция вот-вот выбьет твою дверь?
– Но почему я? Почему не копы? Почему не парни из лаборатории? Почему вы преследуете меня? Я против вас ничего не имел! Я даже не знал, кто вы такой!
– Я не могу убивать всех, кто причастен к этому делу. Это было бы нелепо, Терренс. Именно ты все начал. Тебе не стоило говорить. Тебе нужно было просто уйти.
Я ощущаю, что сам начинаю говорить немного безумно. Я понимаю, что это не его вина, что было бы безумием думать, будто он мог не вызвать полицию. Но я его презираю. Мне плевать, насколько это нелогично. Если бы моя голова работала нормально, то я бы не убил восемь человек забавы ради.
– Что вы хотите со мной сделать? – спрашивает он.
– Я собираюсь разбить тебе лицо этим топором. В конце концов я проломлю тебе череп и доберусь до мозга, но собираюсь начать с нижней части твоего лица и буду бить, пока у тебя совсем не останется челюсти. Если бы у меня был какой-нибудь препарат, чтобы держать тебя в сознании на протяжении всего процесса, я бы воспользовался им, но, к счастью для тебя, у меня его нет, так что тебе может повезти, и ты вырубишься на каком-то этапе еще до того, как умрешь.
Терренса начинает тошнить на грудь и веревки.
Он кашляет и отплевывается, и на мгновение я начинаю думать, что он на самом деле задыхается. Я уже готов что-то предпринять, когда он, наконец, произносит:
– Почему сейчас?
Причин не говорить ему этого нет, раз уж он умрет через несколько минут. Но я не хочу. Ему не стоит знать, что у меня был инфаркт, – небольшой, как потом выяснилось, но жутко страшный – и что я, лежа на полу своей халупы, еле дыша, думал о том, как бездарно я потратил последнюю четверть века своей жизни.
Я буду выглядеть слабаком.
Терренс будет много чего обо мне думать за секунды до того, как умрет, но только не то, что я слабак.
Я поднимаю топор и медленно пробую взмахнуть, чтобы убедиться, что лезвие ударит его точно в подбородок. Удар должен быть нисходящий. Я же не хочу, чтобы костные осколки впились слишком глубоко и прервали мою месть раньше времени.
Есть еще некоторые вещи, которые я хочу сказать прямо сейчас, типа «Последнее слово?» или «До встречи в аду», но на самом деле ничего говорить и не нужно. Это должен быть самый приятный миг за двадцать пять лет. Я даже могу расчувствоваться потом, но это нормально, ничего постыдного тут нет.
Жду не дождусь, когда услышу, как он…
Кто-то стучит.
Я замираю.
Мы оба поворачиваем головы в сторону железных ворот, словно глядя на них мы поймем, кто стучит с той стороны. Я снова бросаю взгляд на Терренса и вижу, что он пытается решить, стоит ли ему кричать или нет.
Не стоит. Ей-богу, не стоит.
– Ни звука, – шепчу я, опуская топор. – Если они уйдут, я тебя отпущу.
Это совершенно глупая ложь. Терренс в нее ни за что не поверит. И все же он подумает, что сможет еще немного продлить себе жизнь…
– Помогите! – кричит он.
Выругавшись, я ударяю его топором по голове.
Не только траектория неверна, из-за чего я ударяю его прямо в висок, но и топор повернут не той стороной, и лезвие погружается на несколько дюймов в его череп.
Его рот раскрывается. Обильная струйка крови бежит по щеке.
Я выдергиваю топор. Он выходит из головы и падает на цементный пол с громким звоном.
Кто бы там, за воротами, ни был, он стучит снова, на этот раз более настойчиво.
У меня желание упасть на пол, свернуться в позе эмбриона и поплакать. Но это было бы бессмысленно. Хоть я и облажался с приличной местью, я не собираюсь сдаваться и садиться в тюрьму из-за этого.
Труп слишком тяжелый, чтобы быстро закинуть его в багажник. Вместо этого я опрокидываю стул на бок и бросаю поверх защитную пленку. Тот, кто целенаправленно ищет мертвое тело, тут же определит, где спрятан труп Терренса, но, может, это всего лишь любознательный охранник.
Я засовываю пистолет за пояс штанов за спиной. Не особо укромное место. Но, надеюсь, как-нибудь заболтаю непрошеного гостя.
Я поднимаю ворота.
Там стоит женщина. Ее серебристая машина припаркована перед складским помещением. Она белокурая, милая и слишком молодая для такого отталкивающего болвана, как Терренс. Я никогда не видел Минди воочию, но видел пару ее фотографий.
Она заплаканная и испуганная.
Насколько я вижу, она не вооружена, хотя в ее сумочке может быть все что угодно.
– Где он? – спрашивает она.
Я решаю не оскорблять ее умственные способности и не притворяться, что не знаю, о ком идет речь. Но в первую очередь мне нужно убедиться, что меня не застрелят.
– Опусти сумочку, – говорю я ей.
Она без колебаний бросает сумочку на пол. Очевидно, оружия там нет. Она бы не пришла сюда, если бы полагала, что ей придется драться с вооруженным топором маньяком.
И она уж точно не знает, кто я такой.
– Где он? – повторяет она.
Она бросает взгляд на защитную пленку, затем снова на меня.
Как много она знает? Видела ли она, как он едет со стволом у головы? Видела ли она, как я
