— Тебе когда-нибудь снились эротические сны, Грейнджер? — тихо спросил Малфой, не особо-то рассчитывая на ответ.
Она действительно молчала долго и ответила едва слышно.
— Да, но… ничего… никого… определённого.
— Было бы тебе легче, если бы то, что произошло, было бы таким сном?
Он знал, что ступает на скользкую тропинку, но не мог не спросить. В конце-то концов…
— Всё это, — он обвёл взглядом комнату, — очень похоже на сон. Ты не можешь контролировать свои сны, так почему ты так расстроена сейчас?
Гермиона отрицательно покачала головой:
— Ты не сон. Я не сон. Мы взаимодействуем вполне осознанно и помним не только то, что делали днём, но и прошлые «сны». От этого сильно всё усложняется, Малфой.
Малфой кивнул в знак согласия.
— Да, но ни ты, ни я не знаем, чем закончится для нас обоих этот псевдо-сон. Не знаю, как ты, но я бы не хотел… забыть время, проведённое здесь. С тобой.
========== XXVI ==========
— Не знаю, как ты, но я не хотел бы забыть время, проведённое здесь. С тобой, — тихо сказал Малфой, и рой противоречивых мыслей зажужжал в её голове с новой силой.
Гермиона забралась в своё убежище поглубже, подтянула под себя ноги и сотворила иллюзорный плед. Она намеренно подавила в себе желание провести рукой по волосам Малфоя. Если бы она не была собой, она бы пропустила эти лёгкие, мягкие волосы сквозь пальцы, наслаждаясь их гладкостью. Если бы она не была связана обязательствами, Гермиона нежно бы потянула его голову назад и припала к его губам поцелуем. Сама. Да… Так бы она и сделала. Потом можно было бы подтянуть Малфоя в своё кресло или спуститься к нему на колени и целовать, целовать, целовать…
Но она была Гермионой Грейнджер. Девочкой, которая была влюблена в Рональда Уизли, сколько себя помнила. Она была той, что подарила свой первый поцелуй болгарскому ловцу не потому, что тот сильно ей нравился, а потому, что хотела вызвать в Роне ревность. Доказать ему, что она чего-то да стоит не только как ходячий справочник и круглосуточная возможность списать домашку. Она хотела, чтобы он увидел в ней, наконец, девочку. Девушку.
Увидел ли он? О да, он увидел. Довёл до слез в день её триумфа совершенно гнусным образом. Конечно же она оправдала его. Со временем. Объяснила себе, что мужчины и мальчики часто злятся, испытывая ревность. Это ведь логично — злиться, когда осознаёшь, что что-то упустил и где-то опоздал?
Как бы оно ни было, ей пришлось ждать ещё очень-очень долго до того момента, когда она смогла его поцеловать. Даже вспоминать не хотелось о его лобызании с Лавандой на шестом курсе. Гарри не знал, но в общей спальне девочек после отбоя ещё очень долго звучал восхищённый и приторно-сладкий голосок Лаванды, рассказывающий в деталях все подробности их с Роном ласк и похождений. Гермионе очень хотелось её придушить.
Ей не было с чем сравнить поцелуй Рона, кроме как с влажными поцелуями Крама, которым она была не рада. Тогда ей показалось, что поцелуй Рона захватывает её всю целиком, что не остаётся ни одной, даже крохотной мысли. Шла война, битва за Хогвартс была в самом разгаре, и никто из них не был уверен в том, что сможет дожить до восхода солнца. Разве она могла предположить, что поцелуй Рона, хоть и был громадным облегчением для неё, но не являлся абсолютным совершенством?
Неосознанно она провела пальцами по своим губам. То, что произошло сегодня, уже невозможно было бы списать на неожиданность, случайность или усталость. Она наслаждалась каждым мгновением, проведённым в объятиях Драко. Каждым движением в танце, каждым тактом музыки. У Малфоя было такое необычайно серьёзное и сосредоточенное лицо, что она с трудом сдерживала в своей груди смешок. Казалось, что от выполнения его задачи зависит судьба всего мира и его в частности.
Мозг отчаянно посылал Гермионе сигналы: «Так не бывает! Это невозможно! Он просто тебя использует! Где-то есть подвох!» Но никакие доводы разума не могли заглушить невероятное чувство, которое разрасталось в её груди огненным шаром и грозило затопить её целиком и полностью. И когда до этого момента оставалось всего ничего, она остановила танец.
Мало кто знает, но в юности она, как и многие её сверстницы, читала любовные романы. Хотя будет честнее сказать — «она пыталась читать любовные романы». Логическое мышление Гермионы предавалось сомнению и критике почти к каждому слову и каждой строке. Что и говорить, она привыкла доверять книгам гораздо больше, чем людям, но этому виду «искусства» не могла поверить никогда. Разве бывают в реальности, не затуманенной подростковыми гормонами, все эти нелепые ахи и вздохи? Головокружения от поцелуев? Разряды тока при прикосновении? Слабеющие колени, ватные ноги и покалывание в пальцах от желания прикоснуться? Конечно, она слышала от сокурсниц о «всепоглощающей страсти», но сама в неё не верила. Скорее уж писатели всего этого второсортного чтива специально сгущают краски и утрируют впечатлительность героев, чтобы покупательниц было больше.
Она списала всё на внезапность при первом поцелуе. Тот был так стремителен и порывист, что у неё просто захватило дух. А когда Малфой сжал её волосы на затылке… тут сразу стало ясно, что пора прекращать это безумие. Пора. Точно пора! Но Гермиона не могла оторваться. До этого она думала, что с Роном у них всё прекрасно. Да, ей нужно было время, чтобы разогреться, но она не видела в этом ничего необычного. Просто она слишком много думает и не может быстро переключиться. Да и поцелуи не захватывали её внимания полностью. Они были приятны, но Гермиона могла одновременно думать о чём-то своём, пока Рон не приступал к более активным ласкам.
Сейчас она отчаянно пыталась вспомнить, выступала ли она когда-нибудь инициатором близости? Да, выступала. Но больше всего ей нравилось просто обниматься: в гостиной на диване или лёжа в постели после секса. Обниматься и чувствовать, что рядом с тобой родной человек, который тебе как семья.
Ничего головокружительного, никаких ватных ног или замирания сердца. Они с Роном знали, как доставить друг другу удовольствие, и использовали это знание на полную. Интересно, а что чувствовал Рон? И сравнивал ли он их с Лавандой? Они-то буквально поедали друг друга в стенах Хогвартса. Сейчас она могла бы признать — так, как Лаванду, Рон её никогда не целовал. Так хищно, так собственнически, так порывисто. Его поцелуи всегда
