Попытка разрядить обстановку, как и всегда, не увенчалась успехом. Чего только они ни прошли за эти две недели. Их еженочные посиделки отдавали безумием. Всё начиналось настолько обыденно, что никто из них и не заметил, как постепенно, ночь за ночью, они все больше сближались.
— Каково это — быть побеждённым? — спросила она как-то раз за изучением родословных волшебных семей.
— Ты что-то путаешь, Грейнджер. Если бы я был побеждённым, меня бы ждал Азкабан. — Он отложил вдоль и поперёк изученную родословную Паркинсонов, взял следующий пергамент. — Я бы назвал себя «пострадавшей стороной». Но ни в коем случае, — добавил он быстро, заметив возмущение резко поднявшей голову Гермионы. Тяжёлые локоны при этом рассыпались шоколадным каскадом по тонким плечам, — не в том смысле, в котором пострадали «светлые силы». Не в том смысле, в каком пострадала моя вторая тётушка или семейство Уизли, нет…
Над столом повисла тишина. Малфой откинулся на спинку резного стула, потирая пальцами виски, скорее, по привычке, нежели ощущая головную боль. Её в разуме Грейнджер он не испытывал, но рефлекс его тела, реагирующий на не самые приятные мысли, никуда не делся.
— В моём случае, Грейнджер, не было правильного выбора. На одной чаше весов стояла смерть моей семьи, на другой — моя героическая смерть и вновь смерть моей семьи. Распределяющая Шляпа не ошиблась, когда не отправила меня на факультет безрассудных и храбрых. Я не был храбрым, и вряд ли я являюсь храбрым сейчас, так что героическая смерть меня не привлекала, да и, согласись, вряд ли кто-то со светлой стороны смог бы принять меня.
— Кроме Дамблдора.
— Кроме Дамблдора. Но на тот момент, когда он протянул руку помощи, он сам стоял одной ногой в могиле, и для меня, для моей семьи уже не было никакого выбора. Дамблдор мог дать только её иллюзию. Так уж повелось, что слизеринцы — очень расчётливый народ, привыкший полагаться только на себя и на то, что имеешь в руках, а не на туманные обещания возможного счастья в будущем. Я не храбрец, Грейнджер. Я и сейчас не смог бы перейти на сторону добра, зная, что в моём доме живёт Тёмный Лорд. Для меня всё было предопределено в тот момент, когда я родился на свет. И то, что Дамблдор не дал мне стать убийцей, — уже было для меня величайшим даром от не слишком-то доброжелательного и щедрого мира.
Судя по выражению её лица, весь трагичный настрой был уничтожен последней фразой.
— Не щедрого мира? Разве это может относиться к тебе, Малфой?
— А разве нет? — Его порядком утомила её толстокожесть. — Тот факт, что я не считал каждый кнат при походе в Хогсмид, никак не оценивает общую щедрость мира ко мне. В чём, по-твоему, она обычно проявляется? В новой метле или месте ловца, который выбил для тебя отец? Или, быть может, количеством и дороговизной рождественских подарков, которыми одаривают тебя родители и родственники, стараясь компенсировать внешнюю холодность и отстранённость? Не скрою, в детстве меня всё устраивало. Но разве в детстве мы не принимаем мир как данность? Разве мы можем здраво оценивать правдивость улыбок? Разве мы можем оценить искренность дружеских объятий? Разве мы можем поставить под сомнение авторитет собственных родителей, особенно когда они в своей ослепительной успешности кажутся тебе богами, сошедшими с небес?
Оглушающая тишина накрыла их с головой, и, казалось, даже камин фыркал и скрипел тише обычного. Было очевидно, что с такой стороны она никогда не рассматривала позицию слизеринцев в мире и в войне в частности.
— Мне хочется, чтобы ты знала, что я ни в коем случае не напрашиваюсь на твою жалость. Но, глядя на ситуацию объективно, я вполне оправданно считаю себя пострадавшей стороной. Одновременно с этим я так же отлично понимаю всю оправданность моего положения «пострадавшего», но, увы, не «пострадать» я бы смог только посмертно.
Тогда их разговор был закончен по молчаливому, обоюдному согласию. Весь мир кричал о том, какими предвзятыми и заносчивыми были слизеринцы, но что насчёт предвзятости самих гриффиндорцев?
Не было никакой надежды, что у этого разговора не будет продолжения. И спустя пару дней Гермиона вновь подняла вопрос о внутреннем мире факультета Слизерин:
— Если вам так не хватало искренних дружеских объятий, что мешало вам найти себе настоящих друзей?
От этой прямолинейности хотелось кричать. Казалось, она прокручивала весь недавний разговор снова и снова, пытаясь найти несоответствие в его признании, и вот, ей показалось, что она их нашла.
— Ты сейчас серьёзно или шутишь?
— Конечно серьёзно.
— Тогда подумай, ты ведь умеешь… Смотри, Селвины когда-то славились специализацией в использовании ментальной магии в тёмных целях, хотя… не подходит, последний умер двадцать лет назад, оказавшись бесплодным сквибом.
— Я просмотрела Селвинов ещё вчера, их даже не было в списке действующих Пожирателей смерти второй мировой. — Она резко выхватила пергамент из пальцев Драко. — Не увиливай от ответа. Я правда. Хочу. Понять.
— А что ты подразумеваешь под словом «настоящие друзья»?
— Поддержку. Искренность. Заинтересованность друг в друге. Участие в жизни друг друга.
— Ладно, я понял. Представь, что с детства ты живёшь будто в маленьком стеклянном шаре. В него входят совсем немного людей, ещё меньше эльфов и совсем мало детей. Последних ты можешь пересчитать по пальцам, и ты к этому привык. Привык, что взрослые весьма холодны внешне, хотя внутри, ты просто уверен, любят тебя. Ведь они дарят тебе дорогие подарки, всё, чего бы ты ни попросил. Они проводят с тобой не много времени, но это время наполнено таким щемящим чувством понимания и поддержки, что от большего, кажется, может разорвать на мелкие кусочки. Ведь твои родители выросли в очень похожих условиях. В отличие от мира маглов, мир волшебников практически не менялся со времён основателей Хогвартса. Тебя морально готовят к тому, что вскоре тебе придётся покинуть родовое гнездо на большую часть года и там, куда ты уедешь на долгие годы, будет гораздо больше людей, чем ты видел за всю свою сознательную жизнь вблизи. Тебе придётся общаться каждый день в течение долгого времени с таким количеством сверстников, которое даже представить сложно. Никакого уединения, никакой частной жизни, никакого личного пространства. Родители мягко доносят до твоего разума, что не все волшебники такие, как они. Что не все смогут понять и оценить величие, манеры, личные границы. Некоторые и вовсе недавно услышали о магии, и с ними необходимо вести себя ещё более осторожно и осмотрительно. Но, несмотря на
