Глеб остановился, ожидая окончания беседы батюшки с прихожанками, потом двинулся ближе.
— Отец…
— Батюшка, — мягко поправил его священник. — В чем нужда, сын мой?
— Всего лишь вопрос, батюшка. Удобно ли нам с коллегой фотографировать храм и старые могилы?
Собеседник деловито сверкнул стеклышками очков.
— С какой целью? С коммерческой? Какое представляете издание?
— Нет, что вы. Я частное лицо, родом из этих мест. Хочется память для себя оставить. Так благословите, батюшка?
Тот сразу как-то поскучнел ликом, засуетился.
— A-а, так вот, значит… Да, да, конечно, благословляю, безусловно, да-да…
Молодой батюшка, потеряв интерес к дальнейшей беседе, отвернулся и ловко перекинул тонкий кожаный портфель из руки под мышку. Тут же с достоинством, не нагибаясь, совершенно неуловимым движением привычно нырнул ладонью куда-то под рясу и вытащил наружу стильный мобильный телефон.
— Да, я слушаю. Нет, буду вовремя, как договорились…
Глеб Никитин нетерпеливым взмахом руки еще раз привлек его внимание.
— Кто благословил-то меня? Отец?..
— Алексей. Отец Алексей, сын мой. — Священник, не отрываясь от телефона, кивнул Глебу и простился с ним и с его проблемами усталым взглядом.
— Привет, путешественник.
Глеб обернулся. Тот, кто его окликнул, черноволосый, худощавый, начинающий лысеть мужчина, протягивал ему руку.
— А, Марек! Привет, как дела?
— Да так, потихоньку, хоть удавись… Ты надолго к нам в этот-то раз? Посидели бы, что ли… Или тебе, как всегда, некогда?
— Ну почему же — на доброе дело всегда время найдется. А ты чего такой смурной, у тебя же вроде всегда все по плану шло? Или как?
Марек вяло махнул рукой.
— Да… самочувствие хреновое, а все остальное — так себе, движется понемногу. Жизнь какая-то дурная настала: полоса черная, полоса белая…
— Не все так плохо, дружище. С точки зрения дальтоника твоя жизнь — радуга.
— A-а, брось ты, не до анекдотов мне сейчас.
— Ну, в таком случае нам с тобой действительно необходимо посидеть. Есть приятное практическое предложение — завтра в «Поплавке». А?
Азбель еще раз нерешительно отмахнулся.
— Не до этого мне сейчас. Давай как-нибудь потом. Да вот, Глеб, познакомься — это моя жена, Галина.
К Мареку подошла и встала рядом, плотно взяв его под руку, высокая молодая женщина, с хорошим макияжем и в роскошном, декольтированном совсем не траурно, платье.
— Галочка, помнишь, я тебе рассказывал про нашего знаменитого капитана-бродягу? Вот он — Глеб Никитин, у нас в городе собственной персоной.
Галина с очевидным интересом рассматривала голубоглазого незнакомца.
Крупная голова, чуть седые короткие волосы на висках, сильные покатые плечи, аккуратные ухоженные руки, рост чуть выше среднего, одет не дорого, но хорошо…
— Здравствуйте, путешественник. Вы просто обязаны прийти к нам в гости! Ну не сегодня, разумеется, но в самые ближайшие дни, правда ведь, Марк?
…Когда капитан Глеб проводил чету Азбелей к их машине и подошел к старенькому микроавтобусу, Виталик уже вылезал из-под открытого капота. Вытер руки приготовленной чистой тряпочкой и, прищурившись, спросил приятеля:
— Чего ты попа-то так долго терроризировал?
— Уточнял, можно ли с грешником-обжорой в одной автомашине по утрам ездить.
Пятница. 13.05. В машинеВ приоткрытые окна микрика врывался замечательно прохладный солнечный ветерок. Виталик бодро рулил, одновременно доставая из многочисленных карманов суконной жилетки семечки.
— Хочешь семушек, а?
— Ненавижу. Грязное, неопрятное занятие, особенно если кто-то чавкает эти… «семушки» на людях. Если уж тебе невмоготу без них — запрись на своей кухне и грызи.
— Так вкусно ведь. И вообще…
Виталик слегка обиженно хмыкнул, обтер по очереди ладони о жилетку и, перехватив поудобнее руль, присвистну.
— Послушай, Глебка, раскрой наконец мне тайну: почему это у тебя никогда не болит голова с похмелья?
Заметив, что Глеб улыбается, Виталик завертелся на своем водительском месте.
— Нет, ты скажи, ты объясни уж мне, такому неотесанному, пожалуйста! Я требую! Вместе же ведь с тобой на мероприятиях и пьем, и закусываем, а ты всегда утром как огурец! Или таблетки какие специальные зарубежные принимаешь?
— Ну, если для тебя эта информация так принципиально важна, то, конечно, мне придется все подробно объяснять. Как хорошему другу. И как приятному собутыльнику.
Небольшая пауза только подзадорила Виталика. Он нетерпеливо поглядывал на спутника, но молчал, робея спугнуть птицу удачи.
Капитан Глеб неопределенно повел в сторону рукой.
— Знаешь, когда люди хворают, они не работают, валяются дома на больничном. Правильно же? Правильно. А когда занятой человек работает — он не болеет, потому что ему некогда. Вот и моя голова всегда по утрам в действии, думает, — значит, она не может в это время болеть… Логично?
Виталик надулся.
— А мои мозги, что, по-твоему, только на следующий день начинают работать, так что ли?
Конечно, ему было вдвойне обидно. Не получить чудодейственный рецепт вечного головного здоровья да еще и слышать, как Глеб при этом хохочет!
— Ладно, ладно, не пыхти. Знаешь ведь сам, что я с детства не тренировался в успешном распитии спиртных напитков. Просто так с организмом получилось…
— Повезло, — вроде как простодушно перебил его Виталик.
Сделав вид, что не заметил язвительности друга, Глеб Никитин тем же ровным тоном продолжал.
— В семнадцать лет я в Бискайском заливе по четыре порции макарон на ужин съедал, пока бывалые мореманы в шторм по каютам бледненькие лежали. Почему-то на морскую качку я никакого внимания не обращал никогда. А на берегу, на следующий день после крепкой выпивки, мне всегда просто хочется есть. Есть и спать. В эти трудные минуты мне требуются только горячий борщ и мягкая подушка. И никакой опохмелки.
Голос Глеба окреп. Он покосился в сторону собеседника.
— Заметь, что жрать мне хочется после, а не до распития. И каждую ночь колбасу таскать из холодильника меня не тянет, как некоторых. И никаких «граммулечек» с утра! Такой рецепт тебя устроит? А, мой юный злоупотребитель?!
За разговорами незаметно проехали городской бетонный мост через реку.
Большая вода внизу золотилась до поворота у дальних элеваторов. Там же, на фарватере, ближе к левому берегу вроде как стояли или очень медленно двигались два высоких пассажирских теплохода. Под самыми центральными пролетами моста пыхтел теплым воздухом небольшой буксир-толкач с полной песочной баржей. Движение на реке было медленным и незаметным. Ни вверх, ни вниз по течению не было видно привычных стреловидных волн от «Ракет» и «Метеоров», не бегали от берега к берегу рабочие катерки и трамвайчики.
Прибрежный городской парк с моста казался сплошной зеленой полосой, из-за которой высовывалось несколько серых многоэтажных зданий в районе новостроек. Под высоким откосом мелькнул зеленой деревянной башенкой речной вокзал.
«Почему именно на вокзалах так много убогих собак? Без лап, со страшными свищами на боках, с оторванными ушами и хвостами… Почему таких почти нет в центрах красивых городов? Наверно, потому что на просторных улицах, на жилых помойках и придомовых свалках у них совсем нет шанса выжить! Там просто нет
