– Урод! – выплюнул снайпер, поправив сползающий с плеча ремень СВД. – Ты слинять решил, урод?! Слинять решил, да?! А я сразу, сразу понял, какой же ты гондон! Ну держись, козлина, терь тебе точно хана!
Не дожидаясь, пока Иванцов ринется превращать его в сплошную кроваво-фиолетовую опухоль, Седой вскинул автомат к плечу.
– Ты охренел?! – опешил здоровяк, тут же застыв как вкопанный. – Давай убирай эту свою штуковину и дерись, как нормальный мужик!
– Закройся нахрен, ушлепок! – ответил сталкер, закрыв один глаз и взяв черного на мушку. – И слушай сюда: никто никуда линять не собирается!
– Да ладно?! – издевательски спросил снайпер. – А фиг ли ты тогда тут торчишь, а?! Не потому, что там никого нет?! – Иванцов указал за спину Седого. Туда, где заканчивалась очерченная несколькими пропускными пунктами граница «Рубежа» и начиналась ничейная территория. Туда, где еще утром нес дежурство гарнизон западного блокпоста, от которого остались только пустующие баррикады из мешков с землей.
– Млин… С чего ты вообще взял, что я решил слинять? – спросил Седой. На этот раз – гораздо более спокойным, уравновешенным тоном. – Подумай сам, вот куда я пойду? Куда? К вольным? Так они, по ходу, и так здесь. К сталкерам? Типа, к своим? Знаешь, так их, по ходу, всех положили.
– Да мне насрать, куда ты там пойдешь, – процедил рубежник, сделав шаг вперед.
– Эй, вы двое! – раздалось позади здоровяка. – Какого хрена тут происходит?! Иванцов, мать твою, я сказал притащить его сюда, а ты! Что творишь?!
– Виноват, тащ сержант. – Снайпер понуро опустил голову, а из-за его широкой, мясистой спины показались два силуэта. Один из них было трудно спутать с кем-то другим: оканчивавшаяся ниже локтя рука безошибочно выдавала Дзержинского. Угадать, кому принадлежала вторая темная фигура, у Седого получилось не сразу, но стоило ей заговорить – и сталкер мигом признал рядового Караченко.
– Э-э-э, Кожа, ты, это, ствол опусти, ага? У нас, короче, того… Выходим скоро. Сказали всем пожрать – и… выходить, от за тобой и послали. Ниче серьезного! Никто тя дезертиром не делает, уймись, мужик!
– Ага. Не делает. – Иванцов сплюнул. – Этот… – Здоровяк указал на Седого пальцем. – Я вам стопудняк говорю, он свалить хочет!
– Да ниче я не хочу, – умиротворенно ответил охотник за артефактами, опустив автомат.
– Отставить разговоры! – выпалил Дзержинский. – Времени на пожрать и так нет, а вы тут еще сопли разводите, уроды! Живо за мной, гондурасы!
И ни сталкеру, ни снайперу «Рубежа» не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Не прошло и пяти минут, как все четверо оказались у гудевших как улей казарм группировки. Вон, прямо у входа стояли в ряд кипевшие на сухом горючем кастрюли, охраняемые пятью бойцами. Из самого здания доносились обрывки веселых разговоров – очевидно, народ радовался, что тяжкий бой остался позади, и делился впечатлениями. Чуть правее барака в полном одиночестве сидела грузная фигура Омлета. Неподалеку от него, буквально метрах в десяти, разместилась шумная компания из трех человек, горланивших «Маму анархию» во всю мощь своих легких.
«Идиоты, – Седой поймал себя на странной, совсем не свойственной ему мысли. – Надеюсь, среди этих долбодятлов нету наших». Да что же с ним происходит?!
– Эй, ушлепок, – шепнул ему на ухо выросший рядом Иванцов. – Думаешь, я с тобой закончил? Нет, мясо, ты нислабо так ошибаешься. Знаешь, – передразнил он манеру говорить сталкера, – Упырь был мой. Понял меня, ты, кусок псевдоволчьего дерьма? Учти, учти, сука: когда мы победим, я приду за тобой. И даже не думай, шо ты сможешь куда-то слинять. Хоть под землю заройся, скотина, но я тебя найду. Я тебя найду, гондон ты штопаный, и буду тебя бить, пока ты не обосрешься. А потом… От тока потом я тебя пристрелю. Как ты пристрелил мою цель. Понял, ушлепок?
– Ага, – безмятежно, даже несколько апатично ответил Седой. – Дай сначала пережить всю эту заварушку.
С этими словами сталкер зашагал на манивший к казармам аромат свежесваренной гречки, добротно приправленной тушенкой – то, что нужно после такого насыщенного, богатого на опасные повороты судьбы дня.
– Иванцов! – услышал скиталец за своей спиной. – Отвали нахрен от сталкера! Стоило мне немного поваляться в лазарете – и вы совсем охренели, ушлепки! Никакой дисциплины, мать вашу!
– Да кто бы говорил! – послышался насмешливый голос Шума. – А шо это было с рацией, а?! Слышь, Иван! Этот дятел приперся к нам с нерабочей рацией и, грит, командование зовет! От это был просто финиш!
Они все говорили и говорили, подтрунивая, раззадоривая друг друга и выливая одно ведро словесных помоев за другим, но Седой не стал останавливаться и наблюдать, чем же закончатся разборки внутри его отряда. Стоп. Его отряда?
«С какого хрена эти долбодятлы стали моим отрядом? – невесело подумал сталкер, уже в который раз спросив себя: – Да что со мной творится?»
– Шо, тоже экономишь, да? – позвал бродягу незнакомый голос.
– А? – скиталец Зоны рассеяно замотал головой, пытаясь понять, кто с ним заговорил.
– Экономишь, говорю? – переспросил человек, стоявший прямо напротив него. Один из тех, кто следил за настаивающимся на сухом горючем вареве.
– Чего?
– Фонарь же. – Неизвестный постучал себя по лбу. – Я смотрю, у всех выключен. Говорят, экономят перед ходкой.
– А. Знаешь, та у меня, того… Батарейки кончились, – ответил Седой. – Подожди! – Сталкер аж подпрыгнул. – Какой ходкой? Ты… Ты о чем?
– А, ты не слышал? – удивился незнакомец. – Да тут вся база только об этом и звездит! Нам… Немного времени на поесть, а потом выступаем.
Да, припомнил Кожевников, кажется, он краем уха слышал, как сержант Дзержинский говорил о чем-то подобном…
– Ходка, значит?.. – пробормотал Седой, опустив взгляд.
– Слышь, Бабай! – позвал подошедший Караченко, очевидно, тоже не заинтересовавшийся словесной баталией между товарищами по отряду. – Че там с хавчиком?
– Да подожди ты минут пять, ну твою мать! – раздраженно бросил тот. – Щас все будет, от тока недавно поставили! Ну не варится оно за секунду, не варится!
