– Седой?! – зовет Ершов, не спуская с анархиста глаз. – Седой! Че с ним делать будем?!
Но прежде чем сталкер успевает оценить ситуацию и обдумать ответ, с улицы доносится звук работающего автомата. Вздрогнув всем телом, зеленый свешивает голову на грудь и падает на пол, поднимая небольшое облако пыли.
– Назад, назад! – кричит напарнику Кожевников и уходит влево, прячась за стеной. Его взгляд скользит по темному коридору. Может, стоит перебраться в другую квартиру и обосноваться там? С другой стороны, как они с Ершом будут обороняться? Сталкер прекрасно помнит, как вместе с рубежниками зачищал оккупированные людьми Упыря здания, и понимает: одной гранаты хватит, чтобы свести в могилу их обоих.
На одну секунду бродяга задумывается: а его ли это мысли? Его ли это страхи? Или это кукловод умело жонглирует отрывками из его прошлого, пытаясь выдворить охотника за артефактами из своей обители?
Но раздумьям приходит конец, как только слева от скитальца показывается перепуганный рядовой Ершов.
– По ходу… – запинаясь, сообщает он. – По ходу идут! Идут, Седой!
Кивнув, сталкер на всех парах мчится на кухню. На его пути возникает скрипящая, слегка приоткрытая дверь – редкое явление на просторах Зоны. Бродяга хватается за ручку и резко дергает на себя, почти срывая хлипкую конструкцию с петель. «Они уже близко», – звучит в голове скитальца, и страх перед наступающим на пятки противником вонзает в затылок сталкера свои кривые черные когти. Быстрее, чем когда-либо, охотник за артефактами бросается к увитому паутиной окну с некогда белыми откосами и открывает его нараспашку. Вдох, выдох – и скиталец с разбегу выскакивает на улицу. Полет завершается кривым перекатом, и бродяга чуть было не натыкается лицом на жесткую кору выросшей на пути сосны.
Выключив ПНВ, Седой бросает взгляд в сторону леса. Он видит суетящиеся вокруг деревьев фигуры без опознавательных знаков и понимает: враг.
Сердце сталкера ухает в груди, будто миномет, и Кожевников в одно мгновение вскакивает на ноги, переводя глаза на правый фланг. В полусотне метров от него располагается еще один жилой дом. Ровное, несгибаемое даже под тяжестью времени здание манит Седого к себе и обещает укрытие в своих толстых, надежных и еще не занятых противником стенах. Скиталец видит какие-то фигуры на плоской крыше, но он уверен: это свои. Либо Шум с Бабаем, либо Тополь со своим безымянным подручным. Кожевников верит: эти люди еще живы. Живы – и готовы волей-неволей прикрыть его отступление, вызывая град вражеского огня на себя.
«Они уже близко», – повторяет внутренний голос, и сталкеру кажется, будто какая-то невидимая сила подхватывает его, словно упавшее с вороны перышко, и несет к выбранному зданию – настолько быстро он бежит. Наверное, он еще никогда в жизни не двигался столь стремительно. Еще никогда он по-настоящему не выжимал из организма все, на что тот был способен.
Что-то с невероятной силой толкает Седого в спину. Земля уходит из-под ног, и он едва успевает выставить перед собой руки. Голову заполняет звенящий шум, глушащий все прочие звуки. Охотник за артефактами поднимается на ноги и пытается бежать дальше, но ноги предательски подламываются и он падает в траву. Седой видит, как пробегает мимо рядовой Ершов. Видит, как он дает пару очередей вслепую – и со всех ног мчится к зданию. Видит, как пули пронзают его кряжистое тело и как в ту же секунду что-то показывается из окна на первом этаже. А не дуло «калаша» ли это?
Бродяга Зоны неуклюже переворачивается на левый бок и выпутывается из лямок громоздкого ранца. Глаза Седого улавливают движение между деревьев поблизости и цепляются за промелькнувшую в обители кукловода тень. Противник! Скиталец бросается за скинутый рюкзак, как за каменную стену, и использует его в качестве упора для своего АКМ.
«Двадцать два! Восемь! Двадцать два! Пять!»
Одна из мельтешащих впереди фигур запинается и падает, словно выкорчеванное дерево. Кожевников скатывается с брошенной поклажи и тянет руку к мешочку на поясе. Маркеры вываливаются из скользких пальцев, и сталкер одну за другой теряет драгоценные секунды.
– А, нахрен! – Седой бросает бесплодные попытки вытащить гильзу и переворачивается на живот, устраиваясь в считаных сантиметрах от рюкзака.
«Двадцать два! Двадцать два! Пусто!»
Уйдя за поклажу, скиталец дрожащими, словно от озноба, руками перезаряжает автомат. Его взгляд падает на подстреленного союзника, лежащего почти у входа в здание. Успеет ли он добраться до хрущевки прежде, чем пуля угодит в неприкрытую бронежилетом часть его тела? Должен успеть. Иначе – никак.
И бродяга, снова оказавшись на животе, ползет к жилому дому.
«Раз, – мысленно считает он. – Два. Три».
На счет «пять» охотник за артефактами переворачивается на спину. «Двадцать два!» – и снова вперед.
«Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Двадцать два! Раз…»
Вход уже совсем близко. Теперь Седой ясно видит высунувшиеся из окон на первом этаже автоматы. Видит три вороненых дула, которые поддерживают его огнем. Дула, благодаря которым он все еще жив.
– Седо-ой! – кричит задетый пулей Ершов, увидев проползающего мимо сталкера. Из-под расстегнутой разгрузки на уровне живота торчат три пустых шприца. Камуфляж вокруг них плывет багровыми разводами. – Помоги!
Но Кожевников не обращает на него внимания. Оставив коренастого рубежника позади, скиталец дает в сторону противника еще одну очередь и скрывается в здании.
– Седой! – из последних сил кричит ему вслед раненый. – Седой, сука! Я… Я ж тя спас! Я прикинулся дохлым и пристрелил этого урода в лесу! Одного вольный снял, а второго я! Я! Я не дал тебе сдохнуть, слышишь?! Седой! Седой, сука, вернись! Вернись! – Голос Ерша срывается на хрип и начинает слабеть. – Вернись. Седой, вернись… Седой… Седой, урод ты… конченый…
Но скиталец Зоны его уже не слышит. Скрываясь за прочной, надежной стеной жилого дома, он осматривается и подмечает, что все вокруг уже не кажется ему таким темным и таким опасным, как тогда, в логове кукловода. В ПНВ больше нет нужды – теперь сталкер может полагаться на свои глаза. Мельком взглянув на компас, бродяга проносится мимо лестницы на второй этаж и пулей влетает в ближайшую квартиру. Тамбур, узкий коридор – все это стремительно проносится перед его глазами. Настолько стремительно, что скиталец даже не успевает заметить, как само пространство
