— Так и сказала? — усмехнулся Иван. А про себя подумал с досадой: "Почему тогда я не поговорил с Зиной?"
Зина Кондратьева услышала в трубке знакомый голос и заголосила:
— Лиля. Лилечка. Как ты там? Как Светочка? Мы совсем не поговорили, когда ты здесь была.
— Зина. Прекрати. Я звоню с переговорного пункта, очень мало времени. Мы завтра приедем, сними нам квартиру где-нибудь в центре. Любую квартиру, только быстро.
— Лиля. Зачем тебе чужая квартира? У тебя же есть своя, в крайнем случае, ты можешь остановиться у меня.
— Зина. Ни о чем не спрашивай, сделай, как я прошу, — Лиля чувствовала, что начинает закипать. Но шумная Зинка всегда отличалась излишней суетливостью.
— Лиля, тут тобой на прошлой неделе интересовались, приходил какой-то парень, говорит, фильм про Иштвана снимать собираются, вопросы дурацкие задавал.
— Зина, это журналисты. Не обращай внимания. Это уже неважно.
— А что важно? Ты скажи…
— Ты там же работаешь? — перебила Лиля.
— Ну да. Где же еще? У меня…
— Мы приедем сразу к тебе на работу. По дороге я тебе позвоню. Все. Целую, жди нас.
— Я тебя тоже, Светочку поцелуй.
Разговор закончился. Лиля Цагерт стояла в в кабинке переговорного пункта, упираясь спиной в одну из боковых стенок. Незаметно достала левой рукой, купленный на чужое имя мобильник, который держала между ухом и плечом, и быстро сунула его в карман. Потом громко и отчетливо произнесла несколько слов на шведском в молчаливую черную трубку. А затем медленно и демонстративно положила ее на рычаг правой рукой. Имитацию разговора с Гетеборгом можно считать законченной. Она, не глядя по сторонам, вышла из кабинки. Человек, следивший за ней, грязно выругался — ничего не слышно. Только пара фраз на чужом языке. Все, что он узнал от дежурной, что она звонила в Гетеборг. Конечно, намылилась в свою Швецию. Только, кто ж тебя отпустит, девочка?
Он наблюдал, как она садится в белую "Хонду СRV" и лихо отъезжает. Догнать ее удалось лишь через пару кварталов. Вдова Цагерта заехала в авиакассы и купила билеты до Стокгольма. Он даже слышал номер рейса. В следующий понедельник, в 15–20. Потом направилась в "7 континент", где набрала полную тележку продуктов. На неделю хватит. Наблюдатель прошел совсем рядом, заметил пакеты с фаршем, йогурты и детское питание. Все скоропортящиеся. Он проводил ее до самого дома, проследил, как она зашла в подъезд, и вскоре на кухне зажегся свет. Все, птичка в клетке. Сразу докладывать руководству он не собирался, любому человеку полагается право на личную жизнь. И никуда эта краля не денется до завтра.
Лиля, зайдя в квартиру, перецеловала детей, маявшихся в ожидании. Затем бросилась к окну, заметила отъезжающую машину, неотвязно следовавшую за ней несколько часов. Ее преследователь покинул свой пост. На сегодня шоу закончилось. Пора начинать действовать. Пакеты с продуктами отправились в холодильник неразобранными. Завтра их заберет домработница. Все покупалось для отвода глаз. Впрочем, как и билеты в Стокгольм.
Она передала сына Свете. Сама подхватила саквояж и сумки, собранные заранее. Только самое необходимое.
— Все, родная, пора.
Они крадучись вышли из подъезда и завернули за угол, где стояла новенькая "девяносто девятая", быстро уселись сзади.
— Перед постами ГАИ ложитесь на сиденье, — бросил водитель, выезжая со двора.
— Хорошо, Олег, — согласилась Лиля, а сама подумала, что привычный путь от Москвы до отчего дома оборачивается полной неизвестностью. Что ждет ее и детей? Кто и за что убил мужа? И кто все-таки звонит и угрожает ей? Но лететь в Стокгольм она не решилась. Слишком явно, могут перехватить. Лучше вот так, по-тихому, удрать из города и затаиться на время. Пусть болото, взбаламученное смертью Иштвана, немного утихомирится и покроется ряской. А там глядишь, и она с детьми сможет вернуться домой. Как прежде уже ничего не будет, но и ради детей живут, правда?
Олег довез их до Ельца. И на каждом посту ГАИ они падали, как китайские болванчики, потом снова садились. Олег предъявлял свою замечательную ксиву, и они ехали дальше.
Кто бы мог подумать, что придется так удирать из Москвы, и единственным человеком, желающим помочь им, окажется Олег, институтский друг Иштвана, всплывший невесть откуда незадолго до его смерти.
В Ельце машина остановилась. Сразу же из темноты появилась красная "Ауди" и поморгала фарами.
Олег и Лиля вышли из машины, стали прощаться.
— Все, езжай аккуратно, до твоего Города меньше двенадцати часов. Документы в бардачке. На связь выходим в 16–00 через день. Я думаю, все утрясется, через месяц сможете вернуться. Ешьте фрукты, купайтесь в речке и звоните. С сотового звони только мне, чтоб "они" знали, что ты не одна. Абонентская плата внесена на месяц вперед.
— Ладно, не переживай за нас. Все обойдется. Только ты узнай, что эти люди хотят? Я все отдам, лишь бы жить спокойно. И потом, я ничего не взяла, только самое необходимое. Пусть заходят в квартиру и ищут, что надо. Когда найдут, сообщи, мы вернемся.
Олег поцеловал Лильку в щеку.
— Лиля. Когда все утрясется, выходи за меня замуж.
— С ума сошел? — от неожиданности она не нашлась, что ответить.
— Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, — Голос Олега стал напряженным.
— Еще я знаю, что у тебя хорошие жена и дети, — отрезала Лиля.
Она чмокнула его в пухлую щеку, решительно села за руль и дала по газам.
— Ты, что, правда, выйдешь за него замуж? Ты же его не любишь? — Света, негодуя, смотрела на мать.
— Это шутка, Света. На всем белом свете не найдется мужчина, способный заменить твоего отца, — усмехнулась она печально и посмотрела на дочку в зеркало заднего вида.
— Мам, а он не шутил. — Предупредила Света, встревожено поймав взгляд матери.
— Мне надо было его послать? Сейчас мы не можем себе этого позволить. А через год, сама знаешь, или ишак, или падишах, или ходжа Насреддин. — Лиля улыбнулась через силу и подмигнула дочке. — Давай, ложись, вздремни немного, пока Мишка спит, потом будешь его развлекать.
Она ехала по трассе в кромешной темноте и размышляла.
"Ты его не любишь, сказала Света. Нет, не люблю. Иштвана любила и уважала. Боготворила его. Муж был особенным, лучшим другом и советчиком. Может, это и есть любовь, спокойное тихое чувство, полное доверия и уважения, полное преклонения друг перед другом".
Она еще помнила то, другое испепеляющее, рвущее душу, чувство, казавшееся много лет назад великой любовью и чуть не погубившее ее саму. Если бы не Иштван… Человек, в которого она влюбилась когда-то, оказался обычным мерзавцем. Подумаешь, такое происходит сплошь и рядом. И ничего необычного в этом нет. А самое удивительное, что у нее все эти годы был Иштван. И она чувствовала себя в безопасности, как за каменной стеной. Он любил ее, и эта любовь наполняла ее жизнь
