Его кто-то толкнул, и он обернулся.
Нарастала торопливая беспорядочная толкучка, все прикрывались одинаковыми чёрными зонтами, как актёры из массовки для рагаза́ла. Ливень валил стеной, весь город смывали ревущие потоки.
Нив моргнул – и оказался на окраине.
Дождь иссяк, растаяли на небе облака. Нив быстро шёл вниз по улице, где-то вдалеке загорались первые фонари, но сумерки сгущались, и время неумолимо опережало его шаг. Когда Нив добрался до перекрёстка, опустилась глубокая ночь.
Он остановился и посмотрел на небо.
Сверкали сотни звёзд – и одна особенно яркая. Нив улыбнулся и попытался вспомнить созвездие, которое мерцало у него над головой. Название крутилось на языке. Он нахмурился, задумчиво склонил голову, а когда наконец вспомнил и вновь посмотрел на небо, то увидел лишь глубокую бездонную пустоту.
И проснулся.
Он написал заявление в тот же день и был уверен, что ему стоило решиться на этот шаг ещё раньше, однако, вернувшись после работы домой, засомневался.
Согласно порядкам – не формальным правилам, а именно негласным порядкам, о которых, тем не менее, знал каждый сотрудник бюро, – он должен был отработать в городе не меньше пяти лет. Никто не просил перевода по собственной прихоти, соскучившись по родным местам. Нив уже представлял, как ему придётся оправдываться за свою дерзость перед начальством. И даже если каким-то чудом его вернут в Южный Хапур, он может забыть об успешной карьере.
Вечером он снова включил радио, чтобы немного отвлечься, однако ничего похожего на вчерашний рассказ о пустыне не передавали; в комнату по центральной волне медленно вливался чей-то тоскливый голос.
Поначалу Нив не вслушивался, думая о заявлении и вспоминая подтолкнувший его к этому безумию сон, но потом заунывный голос борющегося со сном ведущего внезапно прервала бодрая мелодия, и уже совсем другой диктор объявил начало экстренного выпуска новостей.
Нив прибавил громкость.
– Нам только что стало известно, – послышалось из приёмника, – что около часа назад потерпел крушение пассажирский вахат, летевший из Южного Хапура.
Нив напряжённо уставился на радио.
– Вахат из Южного Хапура упал в северной пустыне в четырёхсот пяти милях от города. По предварительным заключениям, причиной крушения стала ошибка пилота. Каалака полёта была рассчитана неправильно, в результате чего снижение до слепой высоты началось ещё над поясом ветров…
Нив качнул головой. «Слепой» в городе называли высоту, на которой летали обычные виманы, не умевшие преодолевать зону молчания из-за магнетизма песков.
– На борту упавшего вахата находилось шестьдесят пять человек. По нашим данным, температура в мекхала-агкати сейчас…
Нив неожиданно рассмеялся. Ведущий по радио говорил о том, что крушение пассажирского вахата – это страшная трагедия, что будет проведено доскональное расследование, что спасатели будут спасать, а власти накажут виновных. Но он смеялся.
– Мы все шокированы произошедшим. Мы призываем наших слушателей почтить…
Нив выключил радио и подошёл к окну.
Уже стемнело, и на улице загорались ночные фонари. На небе не было ни единой звезды.
* * *Нив работал в центре города, где пересекались все городские бадваны, и постоянное движение – толкучка на улицах, рёв пролетающих виманов, поезда, включавшие головной свет задолго до сумерек – продолжалось до тех пор, пока не садилось солнце, и на всех транспортных линиях не отрубался ток.
К западу тянулись скоростные бадваны, поднимавшиеся один над другим, чтобы разойтись во всевозможных направлениях – север, запад, юг, восток. Глядя на эти страшные воздушные развилки, кружилась голова. Дорожный камень под ногами дрожал из-за очередного пролетающего поезда. Восход солнца заслоняли высотные гармии, и солнечные лучи пробивались над остроконечными крышами лишь ближе к полудню.
Город днём всегда изнывал от духоты – особенно если по радио обещали дожди. Одежда Нива успевала потемнеть от пота, пока он ехал в раскалённом поезде по бадвану и толкался у перронов в очумелой толпе. Небо в будние дни нередко чернело от копоти. На окраинах порывистый ветер обычно разгонял смог, но в центре ветер расходился редко, и едкая гарь скапливалась в воздухе, из-за чего даже здоровые люди мучились от одышки.
Многие носили маски.
Нив жил в городе уже больше года.
Он переехал из Южного Хапура, где отработал пять лет по первому контракту после акаа́ра-ла́я. Тогда он мечтал вырваться из Хапура и соглашался на любую должность. Пустыня, высоченные абитинские башни, скоростные бадваны, даже пояс ветров – всё это странно привлекало его в те дни. Нив боялся, что если не подсуетится, то его рано или поздно переведут в какое-нибудь невзрачное захолустье, как уже случалось с его товарищами, и ему придётся торчать там до самой старости, вспоминая об упущенных возможностях под шум радиопомех.
Нив отчётливо помнил свои первые дни в городе.
Ему нездоровилось после перелёта, голова раскалывалась от боли, хотелось спать. К тому же его постоянно изводила жажда, как будто один лишь вид пустыни на горизонте вызывал обезвоживание организма.
Ниву казалось, что он проснулся после многолетнего сна. Всё вокруг – безумная суета, шум забитых толпами улиц, реактивный рокот кораблей, пролетающих над домами в зареве огня – было чуждым, отталкивающим и даже враждебным.
Делать ничего не хотелось. От радио, по которому с гипнотической настойчивостью повторяли одни и те же передачи, лишь усиливалась головная боль. После простой прогулки он выбивался из сил. Воздух, пропитанный миллионами запахов – раскалённого камня и песка, чада и пота, благовоний и сладкой гнили с ближайшего базара, – оглушал его, вызывая временный паралич чувств. Хотелось спрятаться от всего этого, надеть дыхательную маску. Тёплый пустынный ветер, приносивший песчаную пыль, обжигал при каждом вздохе лёгкие, и Нив с трудом заставлял себя куда-то выйти. Тесная комнатка в общественной гармии становилась убежищем, спасавшем его от непонятного мира за окном.
Всё вокруг было невыносимо огромным.
Дома в десятки этажей высотой, бадваны, которые тянулись на много миль, вечно забитые улицы, площади с толпами людей – всё это пространство, заполненное хаосом и криком, и ослепительная белизна бесконечной пустыни за последним кольцом было непостижимым и невозможным, как и сны, которые снились ему каждую ночь после приезда.
Нив занимался расшифровкой передач, приходивших по релейным путям – искажённых из-за сбоев в радиосети так, что их не могли разобрать на приёмных ламбдах. Задачей Нива было восстановить то, что ещё хоть как-то поддавалось восстановлению, определить причины искажения сигналов и отправить результаты другому инженеру на проверку.
Он днями напролёт слушал шум, отдалённо напоминающий завывание пустынного ветра, сквозь который пробивался страшный хрипящий голос, словно человек, брошенный в сердце песчаной бури, произносил на выдохе свои последние слова. Это могли быть обычные дежурные сводки, статистики, отчёты или же
