А ещё Кханд продолжал рассказывать истории о пустыне.
Например, Нив узнал, что ежегодно на Дёзу из великой ночной пустоты падает сто тысяч тонн пыли, которая необратимо изменяет климат планеты, и скоро все города окружит мёртвая земля. Кханд был кладезем подобных фактов, которые до смерти испугали бы обычного человека, привыкшего к скучной предсказуемости города, к тому, что взгляд всегда ограничен стенами домов и сверкающим на солнце бадваном.
Однако к концу своего первого назначения Нив и сам накопил немало историй. Он летал в мекхала-агкати, где дышать можно лишь в маске. Он видел, как упала долия. Их чуть не настигла страшная буря, превращающая день в ночь. Он любовался удивительным звёздным небом, к которому – как он сознавал с ужасом – успел привыкнуть за прошедшую неделю.
Но при этом он с нетерпением ждал возвращения домой.
Кханд же утверждал, что его отправляют в город чуть ли не насильно, дважды в год, согласно бессмысленному уставу. Нив так и не решился спросить, почему Кханд приговорил себя к добровольному изгнанию в пески. Под конец назначения он думал только об Ане, а Кханду предстояло остаться на ламбде и встретить очередного наваку для полётов в пояс ветров. Нив не сразу понял, что это разделяет их куда больше, чем привычка Кханда говорить на гали.
Перед отлётом он зашёл в отсек Кханда, чтобы попрощаться, а тот лишь раздражённо пробурчал, что занят, что у него нет времени на разговоры, и что Ниву лучше поторопиться, чтобы не пропустить свой «виманас». Это было так странно – Кханд, у которого нет времени на разговоры. Нив тогда подумал, что мог ненароком обидеть старика.
Впрочем, ему было некогда размышлять о причудах Кханда. Предстояло возвращение домой, в город, к Ане. И целая неделя вдали от песков.
Виман снова опоздал и появился как-то внезапно – воплотился из ветра и зноя над куполом ламбды, величественно поблёскивая в лучах вечернего солнца. Нив слишком близко подошёл к посадочной площадке – он впервые ждал корабля в одиночку, – и его забросало песком, а несколько горячих песчинок попали в глаза. Сидя в пассажирском отсеке, он едва сдерживал тяжёлый кашель. Глаза его слезились.
Он был единственным пассажиром.
Он сидел у иллюминатора и смотрел на ламбду.
Виман медленно поднимался над площадкой, поворачиваясь в том же направлении, что и часовая стрелка, а песок вокруг него вздымался вихрями. Когда корабль набрал достаточную высоту, и двигатели заработали на полную мощность, Нив успел краем глаза увидеть купол сто седьмой, сверкающий на солнце.
По щекам у него стекали слёзы.
Долгое назначение
Во время второго полёта Нива назначили на сто двенадцатую, и он волновался так, словно разница в несколько миль могла полностью изменить его представление о пустыне.
На ламбде, кроме него, работали ещё два инженера – Ака́р, который был одного с Нивом возраста, хотя и выглядел старше из-за преждевременной седины на висках, и Эва́м, молодой на вид парнишка, получивший назначение в пустыню впервые. Ниву предстояла, как говорили в управлении, ата́нтра – долгое назначение. Вместо привычной недели он проводил на сто двенадцатой две, причём его напарники, Акар и Эвам, прибыли за неделю до него. Нив собирался отказаться, переживал за Ану, однако ему пообещали двухнедельный отпуск по возвращении, и он сдался.
Атантра.
Нив был рад, что теперь их трое, а неопытность Эвама даже немного воодушевляла. Больше никто не будет поучать его безумным премудростям жизни и разглагольствовать о философии пустыни, подспудно пересказывая учебники по безопасности, которые он и сам знал наизусть – они просто выполнят свою работу и вернутся домой.
Кханда в тот раз направили на какую-то отдаленную ламбду – так, по крайней мере, говорили в бюро. Если, конечно, «удалённая ламбда» не была иносказанием для чего-то другого, не имеющего никакого отношения к исследовательским станциям в песках. Нив представлял, как старик скучает где-нибудь ближе к двухсотой миле, один, без напарников, ворочает тяжёлую гиру по зыбучему песку, а вечерами разговаривает сам с собой, выпивая за один присест несколько бутылок воды.
Нива встретили уже на ламбде. Едва он успел разложить вещи в отсеке, как к нему зашёл Акар и сообщил, что в мекхала-агкати они полетят вдвоём.
– У Эвама тут есть чем заняться после нашего последнего полёта, – заявил Акар.
– Что произошло? – спросил Нив.
– Работы на санганаке много накопилось. – Акар поморщился; было понятно, что дело совсем не в этом. – А мы и вдвоём отлично справимся.
Виман прилетел раньше намеченного времени, но Акар задержался в своём отсеке, и они вышли, когда корабль уже несколько минут стоял на посадочной площадке. Пилот зачем-то включил аварийные огни. Нив беспокойно взглянул на Акара, но тот не придавал этому никакого значения. Они молча залезли в пассажирский отсек и устроились в креслах. Послышался знакомый гул двигателей, и виман на несколько секунд накрыло облаком песка.
Корабль почти всё время летел ровно, не кренился и не терял высоту. Их не бросало на воздушных волнах. Акар сидел рядом с единственным иллюминатором, и Нив почти ничего не видел. Впрочем, это была всё та же пустыня, что и неделю назад – выточенные ветром дюны, песок, постепенно меняющий цвет с бледно-желтого на багровый, невысокие скалы, подёрнутые песчаной пылью.
– Это у тебя какое уже по счёту назначение? – неожиданно спросил Акар.
– Второе, – ответил Нив.
– Ну, это… хоть что-то, – проговорил Акар и замолчал.
Он сидел, опустив голову, устало массируя виски.
– А сегодня как будто совсем нет ветра, – сказал Нив. – Наверное, это тут хорошая примета. Или плохая?
Он улыбнулся и посмотрел на Акара.
– Как хочешь. Тут не угадаешь с приметами.
– В самый первый мой полёт нас немного потрепало. Интересное было приключение. Еле удрали тогда.
– Это раз на раз. То, что в карпаразе ветер слабый, ещё ни о чем не говорит. В поясе сейчас может быть ураган.
– Пожалуй, – согласился Нив.
Они долго молчали.
Нив невольно прислушивался к надрывному рёву двигателей, к скрипу обшивки – казалось, виман не выдерживает перегрузок, и его корпус расходится по швам прямо во время полёта. Жёлтый свет из иллюминатора резал глаза, как в городе по вечерам, когда солнечные лучи едва пробиваются сквозь завесу висящего над домами чада. Внезапно свет погас, и в иллюминаторе на несколько секунд повисла темнота, словно корабль нырнул в песчаную бурю.
Нив вздрогнул.
Акар презрительно покосился на него и отодвинулся в сторону.
Они летели рядом с высокими скалами – настоящей горной грядой, покрытой густыми залежами песчаной пыли. Огромные тени от остроконечных пиков тянулись по дюнам на целые мили, неимоверно чёрные, как выжженные на песке.
Нив поражённо смотрел в окно, но потом виман,
