— Ничего я тебе не должен! — воскликнул Малфой, и его глаза, только поддавшиеся чувствам, вдруг снова ослепли. — И никому не должен! Я в порядке, понимаешь? Мне не нужно ничего никому высказывать, я не собираюсь ныть! — он встал с дивана, словно возвысившись над девушкой. — И не говори обо мне так, будто знаешь меня! Ты на знаешь абсолютно НИЧЕГО! Ни меня, ни моих родителей, ни моих друзей! Не лезь в мои мысли, ты не умеешь их читать! И даже если б даже со мной что-то происходило, то это моё дело!
— Не только твоё! — Гермиона тоже встала, и парень отшатнулся на шаг назад. — И с тобой однозначно происходит что-то плохое, ведь ты всегда держишь всё в себе! Ты боишься правды! Ты себя боишься, понимаешь? Не я себя боюсь, а ты! Ты просто… просто… трус! Да, именно так!
Малфой вздрогнул так, словно по полу прошлась волна. На его лице выразился явно не поддельный гнев, но глаза оставались пустыми. Он сделал шаг в сторону Гермионы. Она отступила. Он сделал ещё шаг. Она встала за кофейный столик. Он одним движением спихнул столик с пути так, что тот упал в камин и мгновенно начал загораться. Гермиона взвизгнула и отступила ещё на шаг.
— Я не трус, ясно тебе?! Не смей так меня называть! — закричал парень так, словно он не в себе. Затем он сделал ещё шаг. Гермиона оказалась прижатой к стене. А он подошёл ближе, как обычно приложил руки к стене по бокам от девушки, отрезая пути к бегству. У Гриффиндорки задрожали колени.
— Малфой… Не надо, пожалуйста…
— Да не собираюсь я с тобой сосаться, делать мне больше нечего! — огрызнулся он. — Только хочу, чтобы ты усвоила пару уроков. Первый: ты всего лишь паршивая грязнокровка, и не можешь знать что-то обо мне, моей семье или о моей дружбе. Второй: твоя жажда поцелуя слишком видна, так что подбери слюни и не пялься так на мои губы. Уверяю, того, что ты желаешь, никогда больше не случится.
Гермиона округлила глаза, и в них вспыхнул гневный огонёк. Пусть он говорит правду, но он не смеет подносить её в таком контексте. Его необходимо проучить. Так жестоко, чтоб не зазнавался.
Девушка неожиданно решительно схватила его за так и не снятый галстук и так резко притянула к себе, что тот не успел понять, что произошло, как уже их губы соприкосались в поцелуе. Гермиона нагло кусала его губы, плюя на слёзы, снова бегущие на щекам, и на жуткую внутреннюю боль. Ей было нужно, чтоб он понял, что ей плевать на него и его губы. Настолько плевать, что она может спокойно его поцеловать, а не, как он выразился, «пускать слюни».
Слизеринец даже опешил. Ему было смешно, ведь Гермиона совершенно не умеет целоваться, но делает это так настойчиво-неумело, что даже возбуждает. Так хочется взять и ответить ей на поцелуй, крепче прижать к стене, запустить пальцы в эту шоколадную копну волос, полностью владеть ею…
Нет.
Так нельзя.
Драко дёрнулся в сторону, оторвавшись от неё и вырвав из её рук галстук.
Девушка ухмылялась. Но фальшиво. Она плакала. Ей было больно. Она не хотела этого делать, но теперь хотелось продолжать.
— Смешно, Грейнджер, — усмехнулся Слизеринец, зачем-то поправляя галстук, который нужно было снимать. — Ты настолько глупая и слабая, что мне даже противно. Ты похожа на неумелую шлюху, которой стыдно за свои поступки. Это унизительно и смехотворно.
Он натянул на лицо наглую ухмылку и отправились в спальню.
Гермиона сползла по стене и тихо зарыдала. Ей было слишком плохо. Она зря это сделала. Хотела преподать ему урок, а лишь унизилась. Унизилась чуть выше самого низкого. А Малфой прав. Это чертовски глупо. А она слишком слабая.
Кофейный столик, попавший в камин, разгорелся по полной, бросая искры на ковёр, но девушка рыдала, даже не думая это затушить. Она хотела, чтобы вся гостиная сгорела вместе с ней. А в своей спальне сидел Слизеринец, задумчиво глядя в стену и рассеянно слизывая кончиком языка кровь с прикусанной губы. Он думал. Думал о словах Гермионы. Думал о том, что она права.
Комментарий к Глава 14. Так сложно постичь непостижимое.Чёрт возьми, всё, капец, накипело, получайте этот неразборчивый бред!
