Придя в себя, Лизи отнесла страшный подарок на улицу и сожгла в одном из баков, у которого по вечерам грелись бездомные. До двух часов она просидела дома, а после, не выдержав и собрав кое-какие вещи в рюкзак, ушла и до вечера коротала час за часом в кафе. Глупо. Придуманная кем-то давно фраза «мой дом — моя крепость» дала трещины, звучала как издёвка. Что бы сказали мудрецы, если бы узнали, что никакие стены не смогли сдержать нагрянувшую беду?
Поэтому Лизи здесь, в кафе: заказала кофе с булочкой, хотя аппетита не было совсем. Нельзя же всё время сбегать, это не выход. Один раз прокатило, второй, возможно, тоже получится, а дальше? Куда потом? Каждый вечер отсиживаться в кафе, а на ночь уходить к Марте или снимать номер в гостинице? Но ведь это не жизнь, а какая-то подделка, пародия! От самой себя сбежать легче, чем от Джокера: он будет искать, — и непременно найдёт, Лизи не сомневалась — и тогда помогите ей боги умилостивить его гнев.
Джокер — это мучительная бессонница, растекающаяся по венам и опьяняющая тридцать восьмым калибром в висок. Это табачный дым, танцующий на кончике сигареты. Это пуля, притаившаяся в пистолете, злая и горячая.
Итак. Надо всего лишь вернуться в квартиру. Разве это сложно? Что страшного может произойти? Хах. Ничего. Всего лишь ещё один вечер в компании Джокера, к тому же не факт, что он придёт сегодня. А если придёт?
Лизи бросила ложку на стол и отвернулась к окну.
Не сегодня. Она вернётся домой, но не сегодня.
— Будете ещё что-нибудь? — подошла официантка.
Лизи покачала головой и забрала рюкзак с соседнего стула. Даже это сраное кафе отказывалось прятать отчаявшегося человека.
Вечер обнял город и наполнил его воем сирен и гулом голосов. Неприлично яркие рекламные щиты щерились с витрин и со стендов, будто рекламировали порно, а не грёбаные вещи, фонари вдоль улицы безразлично разглядывали прохожих сквозь разбитые плафоны, выискивая одинокие тени и обещая им удовольствие на одну ночь. Лизи сторонилась переулков и жалась к людям, хоть и не чувствовала себя в полной безопасности среди них.
Перед домом она накинула на голову капюшон и встала у стены, спрятавшись между баками. Глубокий вдох. Дрожь в коленях. Взгляд ищет своё окно на шестом этаже и находит.
Свет разрезает темноту и ищет Лизи. Высматривает.
Она отвернулась, пряча от себя самой страх.
Джокер пришёл, и, наверное, он будет очень зол, но… Лизи сжала спрятанный в кармане ключ от квартиры Артура. Сегодня ещё можно поиграть в прятки, а завтра будет видно. Может, не такая плохая идея — раствориться в городе, стать ещё одной тенью среди теней.
Привычный путь по лестницам. Сердце стучало набатом, Лизи постоянно прислушивалась к каждому шороху, пугаясь каждого звука. Любой шаркающий шаг, любой скрип двери отзывался одним единственным словом: Джокер. И каждый звук обрывался и таял в тишине, не принося ничего, кроме очередного тягучего ожидания беды.
Чтобы не сойти с ума и не позволить панике завладеть собой, Лизи шёпотом считала.
«… десять, одиннадцать…»
Поднявшись на шестой этаж, Лизи тихо, еле помня себя от страха, прокралась мимо своей двери…
«…двенадцать, тринадцать…»
…и тихо, вдоль стенки, дошла до квартиры Артура.
«…четырнадцать…» Пальцы не слушались. Лизи запрещала себе прислушиваться к тишине, как будто Джокер тоже мог внимать бездне, слушать только ему понятную музыку смерти. Ведь если заглянуть в глаза костлявой старухе, та ответит тем же.
«…пятнадцать…» Дверь открылась, и Лизи скорее юркнула внутрь, спасаясь от зловещей, звенящей тишины.
— Артур, — негромко позвала она, спугнув темноту.
Пусто. Лизи обошла комнаты, заглянула в кухню и в ванную. Никого. Она прождала Артура до полуночи, кутаясь в его рубашку, найденную на кровати, а когда сон навалился на веки и стало тошно и страшно жить, не стала сопротивляться и легла спать.
***
В первый вечер он списал всё на занятость. Рюкзак привычно покоился на диване, а рядом ключ от его квартиры. От его первой квартиры. Джокер затянулся и прикоснулся к ключу. Захотела сбежать, спрятаться. Ведь так, мышонок? Затеяла игру, в которой заведомо проигрывала: Артура можно уболтать, посмотреть на него по-щенячьи трогательно и растопить ещё не очерствевшее сердце, а Джокера не обмануть. Он ждал её долго, до первых лучей. Не спал. Позволял безумию вливаться в окна и растворяться в сигаретном дыме. Встречал рассвет, рождающийся из-за далёких высоток, солнце пыталось растопить тучи, но в итоге всё равно утонуло в Готэмском небе. Джокер выкурил последнюю сигарету и бросил её под ноги.
Перед возвращением в свою квартиру он поднялся на десятый — последний — этаж, огляделся, не следил ли кто-нибудь за ним. Нет, конечно нет. Этаж нежилой, пару лет назад его затопило, а ремонт влетел бы в кругленькую сумму, и его так и оставили на попечение крысам и оставленным прозябать вечность призракам. Артур снимал весь этаж, каждую квартиру записав на разные имена, и все они пустовали: облезлые, в жёлтых потёках, с отслоившейся штукатуркой, с почерневшими обоями. Одинокие. Кроме одной. Он использовал её как гримёрку, хранил в ней всё: начиная от красок и заканчивая оружием. У Джокера было много оружия, и от лишних любопытных глаз он закрывал этаж на замок. Переехать и перевезти всё добро? Обязательно.
А вот на второй вечер стало уже любопытно. Ни рюкзака, ни ключа, ни хитрой глупенькой Лизи. Что ж, на каждую наглую пешку найдётся свой ферзь. Джокер ухмыльнулся: вчера он оставил на столе подарок, а сегодня его уже не было.
Прошёл час, за ним подтянулся второй, а дальше ждать было бессмысленно, да и дела никто не отменял: старина Чарли клятвенно обещал помогать.
Едва только солнце коснулось грязных улиц, пробуждая ото сна нищих и голубей, Джокер, натянув поверх пиджака неприметную горчичную куртку и накинув на голову капюшон, поднялся на шестой этаж. Не было смысла идти к Лизи: дрянная девчонка отсыпалась где-нибудь в гостинице, наивно теша себя, что обманула его. Ха-ха! Прячься, сладенькая, но от ферзя не убежишь с игровой доски. Куда ты денешься.
А если ты решишь прикинуться потерянной картой… Тем слаще победа. Джокер — король всех мастей.
Он открыл дверь, нашарил на стене выключатель и щёлкнул им, попутно стягивая куртку. Утренняя прохлада выбиралась из карманов пиджака и оседала на стенах.
