— Я знаю, — ответил Джокер.
Лизи метнулась было к выходу в надежде успеть выбежать в коридор, но Джокер перехватил её и толкнул обратно к раковине. Развернул к себе спиной.
— Будь послушной девочкой.
Пальцы медленно проскользнули под юбку, собирая её складками на бёдрах. По телу пополз холодок, хотя руки у него как всегда горячие. Обычно нетерпеливый, сегодня Джокер не торопился. Приспустил трусики и надавил на спину. Лизи дёрнулась, и Джокер заломил её руку. Лизи застонала от боли и наклонилась к раковине. Раздался тихий, короткий шорох: расстегнул ширинку, устраиваясь поудобнее и расставляя ноги Лизи пошире. Она вздрогнула, когда он рывком вошёл в неё, и впилась в раковину.
Лизи закрыла глаза.
Каждый раз жёстко, всегда страстно, напористо.
Толчок. Толчок.
Полка над раковиной тихо звякает в такт. Тук-тук, это щётка в стакане.
Никто не поможет. Жизнь очень страшно пошутила над Лизи.
Толчок. Толчок.
Его горячие ладони шарят по телу, гладят. Сжимают грудь, и Лизи ахает. Неужели ей нравится это?
Он гладит её по спине, вплетает пальцы в волосы, легко и нежно гладит шею.
— Хочу видеть твои глаза, — зло шепчет и поворачивает к себе лицом.
Рывок, и усаживает на раковину. Лизи уже не сопротивляется, на неё действует чёртова таблетка, так не вовремя отнявшая волю к борьбе за право жить. Лизи ухватила Джокера за лацканы красного пиджака и притянула к себе. Ей тошно и хочется, чтобы кто-то обнял её, поцеловал, пожалел глупую девчонку. И Джокер обнимает свою Лизи, целует долго, смакуя её горькие от лекарства губы. Он подхватил её под бёдра, поудобнее. На этот раз вошёл медленно, растягивая удовольствие. И будто не было той грубости, будто не он каждый раз брал её жадно и жёстко, врываясь в жизнь Лизи как разрушающий ураган. Почему-то именно сегодня, сейчас в нём столько нерастраченной нежности: сильные, уверенные руки обнимали, мягко, заботливо гладили, он брал её лицо в свои ладони и целовал её губы, долго, с упоением, как любимую женщину, которая достойна этих поцелуев.
Лизи вздохнула в его объятиях? Всё плыло перед глазами, то рассыпалось, то вновь складывалось в странные образы.
Не потому ли она вздыхает, что эти руки, эти поцелуи иногда манили её? Нездоровое влечение кружило голову. Завтра утром Лизи будет проклинать себя за слабость, но сегодня можно всё. Наверное, за эти долгие, полные страха и унижения, три месяца она привыкла. Привыкла к Джокеру, сменяющего жёсткость на ласковую нежность, он умел обнять, а целовал как роковой любовник, но он не был им. И сбежать от него было некуда из этого ужасного города.
— Девочка моя, — он чмокнул Лизи в щёку и отстранился, застёгивая ширинку. Выудив из кармана пачку сигарет, Джокер огляделся. Ужасный дом. Ужасная квартира, старая ванная комната с подтопленными потолком и стенами. Он щёлкнул зажигалкой. Пф-ф-ф, белый дым разлетелся горьким облаком по маленькой комнатке.
Лизи прислонилась к шкафчику за спиной и равнодушно смотрела на Джокера. Обычно он сразу уходил, но в этот раз почему-то решил остаться.
— И что же такая конфетка делает в этом доме?
Привычная жёсткость в голосе, а губы кривятся в злой ухмылке.
Стряхнув пепел под ноги, Джокер подхватил с тумбочки шуршащий свёрток и положил на раковину, рядом с Лизи.
— Что это? — спросила она дрожащим не то от страха, не то от лекарства голосом, с опаской глядя на подарок.
— Открой — и увидишь. И это не последний сюрприз, радость, — он с иронией тянет последнее слово, в его голосе слышна издёвка. И он глубоко, со вкусом курил, смаковал каждую затяжку и с упоением выпускал дым.
— Мне пора, — Джокер вдавил окурок в стену и вышел из ванной, бросив через плечо: — До встречи, Лизи.
Её руки дрожали. Она с опаской дотронулась до пакета. Бомба? Нет. Соскальзывая и на ходу оправляя юбку, Лизи подхватила пакет и, придерживаясь за стены, ушла в комнату. На диване стопкой лежал рабочий костюм: белый верх, чёрный низ. Она тяжело осела рядом с одеждой и, поджав ноги, открыла пакет. Голова шла кругом.
Дыхание перехватило. Вдруг нечем стало дышать. Что это? Как?.. Откуда?.. Впрочем, это не те вопросы, ответы на которые полагалось знать. Не ей — это уж точно. На дне бумажного пакета аккуратной стопочкой лежали стодолларовые купюры, перетянутые резинкой. Лизи осторожно, будто бомбу, достала подарок Джокера. Пальцы всё ещё не слушались её. В голове вдруг вспыхнуло: «И это не последний сюрприз».
Лизи прикрыла рот ладонью и посмотрела на дверь.
***
В дверь постучали. Тук-тук.
— Открыто!
Лизи вышла из ванной, на ходу вдевая в ухо непослушную серёжку.
Ручка с тихим щелчком повернулась, и в двери показался Артур. Всё в той же горчичной куртке, в которой столько раз его видела Лизи. Синие брюки, начищенные до блеска ботинки. Аккуратная завитушка-чёлка легла на лоб, а в глазах удивительная печаль, но улыбка — о, эта улыбка! — пленяла. Вот и у Лизи в кои-то веки сегодня появился маленький повод для радости.
— Привет,— поздоровался Артур. — Как прошёл день?
Лизи пожала плечами.
— Удивительно и необычно.
— Почему?
Лизи поправила волосы.
— Моего начальника, Стива Штайна, убили.
Улыбка слезла с лица Артура.
— Это… печально. Наверное.
— Нет, — она покачала головой. — Я рада, что он сдох.
Но в её голосе не прозвучало ни намёка на радость.
Когда Лизи объявила, что она готова идти, Артур чуть поклонился и подставил локоть. Лизи охотно приняла его приглашение.
— Я угощаю, — Артур улыбнулся.
— Договорились, — легко согласилась Лизи и сунула под ковёр ключ. — На всякий случай, я новую раковину заказала, вдруг привезут, пока меня не будет.
— О, поздравляю! Так… куда пойдём? Может быть, в «Сити»?
— Да, отличная идея, идём туда.
Лизи кивнула.
— Это свидание? — с надеждой переспросил Артур.
— Нет, Артур, это не свидание. Это встреча двух людей за чашечкой кофе.
— А могу я тебя потом проводить?
Лизи ухмыльнулась:
— Мы ведь живём на одном этаже, помнишь? Но так и быть, до двери ты меня можешь проводить.
— Спасибо, Лизи.
Двери лифта открылись, и Артур пропустил Лизи вперёд.
— Ты джентльмен.
— Нет, — отмахнулся он. — Мама, то есть Пенни, учила, что девушек нужно уважать.
На мгновение Лизи замешкалась, с надеждой посмотрев на Артура. Стоит ли ему рассказывать о вчерашнем госте? И о том, что он делал на протяжении вот уже трёх месяцев. Иногда ей хотелось хоть кому-нибудь рассказать об этом, выплакаться, поделиться болью и унижением. Но нет. Нельзя. Никто не должен знать, что иногда творится за дверями её квартиры. Да и что Артур, этот
