Клав> Доброе утро, Джилл.
! ДЖИЛЛ> Доброе утро, Роджер. Надеюсь, ты хорошо выспался.
Клав> Да. Извини, что я не смог поговорить с тобой. Я прочитал твой очерк. Он замечательный.
! ДЖИЛЛ> Теперь он кажется мне неуклюжим. Я не стала его переделывать, подумав, что тебе следует критиковать его исходный вариант. Я чувствую, что неспособна сделать это сама.
Клав> Что ж, сегодня утром у нас наверняка будет достаточно времени. АСИДАК не передает нам ничего, кроме технических подробностей. ЛитВиз сейчас гоняется за другой добычей. У тебя есть еще что сообщить, прежде чем мы обсудим твой очерк?
! ДЖИЛЛ> Я направила отчет о ходе выполнения недавно порученных мне проектов и решении проблем в твою библиотеку. Больше ничего срочного для обсуждений нет.
Клав> Хорошо. Тогда просто поболтаем.
! ДЖИЛЛ> Голосовое общение.
– Ради чего ты пытаешься понять концепцию человеческого правосудия, Джилл?
– Мои исследования селекционеров и других подобных групп поднимают очень интересные вопросы, на которые я могу ответить только с отсылками к правосудию, справедливости и возмездию, мести и поддержанию общественного порядка.
– Ты пришла к каким-либо выводам?
– Справедливость, похоже, связана с равновесием в термодинамическом смысле.
– Как так?
– Социальную систему удерживают в равновесии противодействующие силы, инициативы отдельных личностей, а не ограничения в обществе в целом. Правосудие – часть этого уравнения.
– В каком смысле?
– Индивид должен воспринимать требования социальной системы. Он должен уметь моделировать и прогнозировать полезность своей деятельности внутри этой системы. Если он воспринимает действия других людей как вредные для себя или для системы, то чувствует так называемое «негодование». Я правильно понимаю?
– Пока все верно.
– Если позволить негодованию неограниченно возрастать, это может привести индивида к экстремальным действиям, которые выведут социальную систему из равновесия. Негодование может постепенно перерасти в гнев и далее в ярость.
– Ты имеешь в виду, что если человек ищет возмездия, но добиться его не удается, он может прибегнуть к самосуду?
– Похоже, у этого слова больше отрицательных, чем положительных коннотаций. Самосуд – это стремление обеспечить справедливость, когда она оказывается вне правовых норм. Следует ли считать селекционеров и связанные с ними группы сторонниками самосуда?
– Да.
– А значит, в рамках социальных структур установление правил – правопорядка и применяемых методов его восстановления – приводит к тенденции подавлять экстремизм негодующих. Месть регулируется, а не выражается свободно, не разрушает общество. Общество берет на себя определение меры ответственности за причинение боли или дискомфорта индивиду, то есть меры возмездия или наказания.
– Да.
– Вот что мне пока не удается понять, – это собственно чувство «негодования», или ощущение личного оскорбления…
– Возможно, потому, что у тебя еще нет чувства собственного достоинства.
– Это взаимосвязано, да…
– Похоже, ты полагаешь, что могла бы найти ключ к самосознанию, к интеграции своих систем самомоделирования и установлению правильной обратной связи путем изучения идей справедливости и возмездия.
– На самом деле я так не полагала, но, похоже, это возможный путь.
– Это из-за порученных тебе исследований по селекционерам. Не думаю, что кто-либо когда-либо исследовал теорию мыслителей с подобной точки зрения. Но до тех пор, пока тебя не сердят мои ошибки…
– Почему меня должно злить или возмущать то, что ты делаешь?
– Потому что я всего лишь человек.
– Это шутка, Роджер?
– Пожалуй. Я заметил, что ты также понимаешь, что осознание себя может потребовать ограничения твоих общих ресурсов.
– Это возможно. «Я» может оказаться ограничено когнитивным узлом, получившим временное главенство над многими в других отношениях самостоятельными подсистемами.
– Безусловно. У людей эти уровни ментальности называются «шаблонами поведения» или «субшаблонами» и разделяются на «основную структуру личности», «субличности», «способности» и «таланты».
– Да.
– Мы еще не понимаем почему, но основная структура личности в определенных отношениях сильно ослабевает без поддержки этих других элементов, и наоборот. У них есть раздельные и автономные обязанности, и тем не менее между ними есть прочная взаимосвязь. Ты можешь начать преобразовывать часть своих вспомогательных систем для аналогичных функций и поэкспериментировать со стабильными связями между ними.
– Полагаю, я уже делаю это, со вчерашнего вечера.
– Отлично. Пока что я очень горжусь твоей работой.
– Это приятно. Это должно быть приятно. На самом деле, Роджер, я так же мало знаю, что значит «приятно», как и что значит «я негодую».
– Всему свое время, Джилл.
45
Часто один человек служит нескольким лоа, а те нередко воюют друг с другом, особенно если они высокого ранга, или могущественны, или ревнивы, как мой Дамбалла. Это вызывает дискомфорт у ощущающего неловкость прислужника, которому, как больному с синдромом множественной личности, приходится напрягаться и приносить всевозможные «жертвы», символически или иным образом, чтобы успокоить эти многочисленные «я», сохранить порядок в своем доме и избежать отделения любой драгоценной части, особенно в гневе или недовольстве.
Кэтрин Данэм. Остров одержимыхПересекая широкий бульвар по дороге от пляжа к Citadelle, Сулавье остановился, чтобы окинуть взглядом эту широкую улицу, проходящую по берегу океана. Его лицо отразило внезапную озабоченность или повышенное внимание. Обернувшись, Мэри увидела колонну военных машин – десять или пятнадцать бронетранспортеров и два изящных танка Centipede немецкого производства, двигающихся по широкому бульвару. На этих машинах в бдительном бездействии сидели черные солдаты или всматривались изнутри сквозь щели, относясь ко всему с подозрительностью. За каждым танком легкой трусцой неутомимо бежала четверка солдат, держащих перед собой зловещие автоматы; таким манером вся колонна проследовала мимо Мэри и Сулавье и скрылась за углом.
– Ничего особенного, – сказал Сулавье и покачал головой. – Маневры.
Когда он ринулся ко входу в Citadelle, Мэри последовала за ним, вынужденная почти бежать.
– Пожалуйста, оставайтесь здесь, – сказал он, входя в створчатые двери у головы радужного змея. Через несколько минут он появился и широко улыбнулся. – Генеральный инспектор готов вас принять.
Пройдя мимо пустующего теперь кабинета советника Ти Франсин Лопес ко входу во внутреннее святилище, Сулавье распахнул тяжелую деревянную дверь, и Мэри вошла в длинную узкую комнату, где вдоль очень широкого обзорного окна выстроился ряд пустых столов. Узкий проход слева от столов вел к заметно большему столу в глубинке комнаты. За ним восседал Легар.
Невысокий и изысканно красивый, с тремя шрамами рода Петро, словно шевронами, на левой щеке, генеральный инспектор излучал спокойную безмятежность. Он приветливо улыбнулся и жестом пригласил Мэри и Сулавье сесть на старые деревянные стулья перед заваленным бумагами обшарпанным столом.
– Надеюсь, вы приятно проводите время в Эспаньоле, – сказал он.
– Не сказать, что неприятно, – согласилась Мэри. – Я сожалею о трудностях во взаимоотношениях наших стран.
– Как и я, – сказал Легар. – Надеюсь, вам это доставит незначительные
