тому же военного лета в торгу стояла дороговь), зажарила гуся, привезенного из Богатеева в счет корма, выставила большой горшок гречневой каши, щедро сдобренной конопляным маслом, соленые грибы, стопку овсяных блинов, плотных, с хрустящими краешками, приготовила даже взвар с дорогими шепталами[1], изюмом и сухими яблоками.

- Изюмчик? – проговорил Илья, вылавливая из чашки ягодки, ставшие в кипятке белесыми и толстыми. – Помню, таким вот изюмчиком меня как-то наградили за спасение Ольгердова кота.

- Как это? – с один голос вопросили близняки.

- Правда, тогда он был еще не Ольгердовым, да и не котом, а котенком, - Илья многозначительно примолк, собираясь повести сказ о незабвенном Лучике, но тут ввалился Семен, разлохмаченный и веселый.

- Батя, воротимся из похода – сватаюсь!

- К кому? – спросил отец.

- Воротимся – узнаешь! – Семен лукаво подмигнул, бухнулся на лавку и запустил зубы в гусиную шейку, нарочно отложенную для него Надей, знавшей, что брат охотник погрызть мелкие косточки.

***

4 апреля, накануне Федула, что, по присказке, тепляком подул, Михаил Тверской изгоном взял Дмитров. Ольгерд на этот раз не явился на помощь шурину (после недавней свадьбы это показалось бы попросту неприличным), но пришли Кейстут с сыном Витовтом, Андрей Ольгердович Горбатый Полоцкий, князь Дмитрий Друцкий. Литовское войско осадило Переяславль. Город Александра Невского оказался хорошо подготовлен к обороне, укрепления были обновлены совсем недавно, и после одного неудачного приступа Кейстут, предпочтя не терять время, двинулся на соединение с Михаилом.

Две рати встретились под Кашиным. Михаилу Васильевичу до сих пор удавалось искусно держаться посередине и, не руша крестного целования тверскому великому князю, от ратной помочи тому уклоняться. Но тут крепкая пришла нужа – или биться, или виниться. Сесть в осаду, удерживать под стенами тверскую рать в надежде, что москвичи пришлют подмогу? Это была бы огромная услуга Дмитрию, но что сталось бы с уделом, с самим городом? Михаил был свойственник и союзник московского князя, но прежде всего он был князь Кашинский. С тяжелым сердцем он все же поцеловал Михаилу Тверскому крест: прямить ему и никому иному. В составе войска, двинувшегося к Торжку, был и кашинский полк.

***

Торжок – ключ к Великому Новгороду. А что такое Господин Великий Новгород – не нужно даже и говорить. Без Новгорода не стоять было самой Руси. Богатая Ганза, немецкие, свейские, франкские и фряжские земли тотчас оказались бы недоступны, исчезни вдруг гордый город на Волхове. А что такое Европа? Давно выведенное зверье, давно вырубленные леса. Много веков как нет тех галльских и тевтонских чащоб, где бесследно исчезали римские легионы. Жалкие их остатки разгорожены на дворянские угодья, где травинки не сорви без господского дозволения, да и рвать-то там особо нечего. И потому столь ценятся в Европе меха, русское мягкое золото. Потому веками вывозят через северные морские ворота со всей Руси воск, мед, строевой лес, смолу, деготь, лен, пеньку, канаты, скору, ворвань и много еще чего. Ввозятся цветные иноземные сукна, пряности… что там еще? Пожалуй, ничего, без чего нельзя жить, но немало того, что делает жизнь гораздо приятнее. А главное – полновесные корабленники[2].

Вот почему город Святой Софии так гордился своей независимостью, вот почему каждый великий князь где лаской, где ратной грозой стремился подчинить себе Великий Новгород. Михаил, коль скоро он не оставлял надежд занять великий стол, не мог стать исключением.

А для этого необходимо было держать в руках Торжок. Здесь сходились нити движения всех товаров, а главное – хлеба. В обширной Новгородчине жито вызревало далеко не везде, и без подвоза из низовских земель обойтись было неможно. В былые времена владимирские князья не раз придерживали в Торжке хлебные обозы, голодом принуждая Новгород к уступками.

С Торжком дело пошло накатанной колеей. Перед угрозой тверской рати новоторжцы покорились Михаилу. Однако через считанные дни посадник Александр Абакумович привел из Новгорода сильный отряд, появились Дмитриевы люди, и осмелевшие горожане выбили вон Михайловых наместников, заодно пограбили случившихся в городе тверских купцов. Пролилась и кровь.

***

Майской ночью безумствовали соловьи. Кипела, пузырилась, журчала живая вода птичьих голосов. А за кустами смородины – чуть слышно, прерывисто – любовный шепот. И невозможно поверить, что где-то рядом – война и кровь…

Ночь несла прохладу. Михаил в распахнутой рубахе стоял на крыльце. Думал. Испокон веков в спорах за великое княжение Новгород поддерживал искателя, а не того, кто в тот час сидел на столе. Так, выходит, теперь Новгород почитает искателем… Дмитрия?

***

Михаил требовал выдать убийц и возместить тверичам протори. Город отказался наотрез. И дело в конце концов дошло до битвы.

Росистым ранним утром, когда заскрежетали ворота, и новгородская рать выступила из города. Богат все же был Господин Великий Новгород! Воины были на добрых конях, одетые в кольчатые брони, а то и панцири. Тяжелый клин бронированной конницы должен был вспороть рыхлое брюхо пешей рати, состоящей из ополченцев, оторванных от пахоты, заведомо нестойких на брони - так многажды случалось в прежних усобицах. Новгородские воеводы не знали или не приняли в расчет одного. Пешцы – мужики, оратаи, лапотники – были далеко не те, что сто лет назад. Не раз бывавшие в бою, накрепко затвердившие воинскую науку, они точно знали, за что дерутся. Не сгонял их князь на рать из-под палки, звал с честью – и, поплевав на ладони, брались они за свои испытанные рогатины и шли в дальний поход - защищать свои дома, твердо веря, что князь их знает, что делает.

Тверичи встретили врага плотным строем, в два ряда уставив копья – задние клали древки на плечи передних. Кони пятили, храпели… люди, бывает, лезут грудью на острия, на верную смерть. Конь не полезет, разве что рыцарский, весь закованный в броню. На новгородских конях брони не было. Могучий клин плющился, мешал строй, один, другой конь, поддетый под брюхо рогатиной, заваливался на спину, опрокидывая всадника под ноги своим же, где в страшной давке, под коваными копытами, тяжко одоспешенному воину было уже не встать.

А меж тем правое и левое крыло обходили новгородцев с тыла, чая сомкнуться и отрезать их от городских ворот. Вот тогда-то и ударила отборная тверская конница. Вспыхнуло солнце на клинке, затрепетало за спиной багряное корзно – Иван вел в напуск холмскую дружину. Навстречу им посыпались стрелы. Новоторжское ополчение отчаянно пыталось остановить врага.

Страшен час перед боем, страшен тот долгий миг, пока тянешь из ножен меч, а там – ветром в лицо, свистом стрел выхлестнет вон все, вскипит в сердце пьянящая ярость. Быстрый конь вынес Семена слишком далеко, отец закричал ему, чтоб придержался, но

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату