— Он преступник, — настаивала Гермиона. — Почему мы, люди, должны обращаться с ним не как с преступником?
— Его преступления — дело aen Seidhe, — повторил Драко.
— Он стал преступником и для нас. Скольких он убил?
— Никого безвинного, — быстро сказал Малфой.
— У нас нет смертной казни, — напомнила Грейнджер.
— Поцелуй дементора в разы милосерднее, — издевательски сказал Драко. — Напоминаю, не он пришел к вам. Вы призвали его. Йорвет не один, с ним ушла почти треть aen Seidhe из Долины Цветов, это целый народ. Вы первыми назвали их тварями, приравняли к опасным животным — да, я об оборотнях. Скажешь мне про Люпина — иди спроси моего крестного, был тот животным, когда чуть его не загрыз, или нет, и если нет, то тем хуже для него. Вы поставили их на одну ступень с вампирами, только не учли одного: вампиров мало. А aen Seidhe гораздо толерантнее вас, они найдут общий язык с многими: представь, что к Йорвету примкнут вампиры? Оборотни — не все такие ручные, как ваш. Гоблины — или ты думаешь, что все работают в Гринготтсе и нет диких, угнетенных? Вы открыли ящик Пандоры. Хоть для вида попытайтесь его закрыть.
— Что ты предлагаешь? — Гермиона выдержала настолько долгую паузу, Роше даже подумал, что накрылась аппаратура. Малфой вздохнул и начал давно заготовленную речь:
— Йорвета изгнали только из Долины Цветов, даже Огненная Земля готова принять его назад, если он захочет вернуться. Если его народ, да, я говорю его народ, «белки», скоя’таэли, называй как хочешь, будут в безопасности, прекратится и его терроризм. Нужно отменить дополнительное налогообложение, комендантский час, практику Азкабана за любое правонарушение, открыть Хогвартс, в конце концов. Детей сидхе рождается мало, чародеев среди них и того меньше, но сам факт покажет равноправие. Среди сидхе много искусных лекарей, а вы их даже лечиться не пускаете, не то что лечить. И да, надо открыть посольство — пусть в нем будут эльфы других народов: м… они договорятся с братьями и уладят конфликты. Закон будет общим, но суд будет для сидхе отдельным, и если…
Он, наслаждавшийся своим планом, вздрогнул и как-то растерянно умолк. Гермиона смеялась и никак не могла удержаться.
— Что? — разозленно спросил Драко.
— Ты что, действительно думаешь, что кто-то на это пойдет? — еще смеясь, проговорила Гермиона. — Малфой, у них нет заклинаний. У них нет ничего. Сидх — это значит грязный оборванец с парой преступлений на совести и под фисштехом. Они террористы! Ты говоришь про aen Seidhe, но вообще-то все, кто здесь, ведут себя опасно, они опасны! Этот Элронд из эльфов-путешественников, да, он другой, он из Америки, там свои правила, города-призраки и так далее. Но те, кто здесь, aen Seidhe, aen Woed, aen Elle — или они все ничем друг от друга не отличаются и ведут себя одинаково, или в наш мир пришли одни только aen Seidhe. Они недоговороспособны. К ним даже Директива по обращению с немагической частью общества не относится, потому что они не полуволшебные разумные существа, а хуже вампиров.
— Тогда зачем ты это все начала? Ты это все начала!
— Потому что мы ставим условия их существования, — просто сказала Гермиона. — Хотелось бы, чтобы они это понимали.
— Ты не понимаешь, с кем вы связываетесь, — прошипел Драко почти на парселтанге.
— Понимаю, — Гермиона спокойно посмотрела на него. — Когда я была в Америке, мне подсказали, как связаться с Долиной Огненной Земли. Колдовстворец… почему у них такая продвинутая алхимия? Ах да, у них преподают сидхе, в аврорате России тоже служат сидхе — как грозно звучит. Но их пять на всю огромную Россию. Если не знать, что в Долине Огненной Земли их восемьсот, в Долине Цветов — полторы тысячи, то словосочетание «народ гор и холмов» заставляет прямо трепетать. Но сидхе ничтожно мало, их всего тысяч десять на весь мир. Если они хотят жить, здесь, у нас, то им придется принять те правила, которые здесь существуют. Меньшинство не будет диктовать нам, как жить. Особенно то меньшинство, которое, если постараться, можно уместить в клуб «Скоя’таэль».
— Почитай старые легенды, — Малфой сжал зубы. — И ужаснись.
— Сказки плохи тем, что в них много героизма и мало истины, — ответила Гермиона, развернулась и ушла. Как она бесилась, когда поняла, что сидхе — вовсе не многочисленный народ, не страшная сила. «Белки», попадавшиеся Роше, уже были на ты со всем авроратом; сначала думали, что это невезучие, а потом поняли, что их просто мало. Как эльфы по-другому воспринимали время, так они по-иному видели себя. Они не народы — хорошо если общины. Иорвет опасен, но не всесилен. Сама Гермиона устала: она сама попыталась решить проблему сидхе, довела ее до пика, а когда оказалось, что она раздута и преувеличена, сорвалась. Она сделала ту ошибку, которой в свое время избежал Гарри: когда у него была возможность решать чужие судьбы, он не стал отыгрываться, хотя многие из бывших соратников отвернулись от него за милосердие. Он простил Малфоев и закрыл глаза на финансовые махинации Люциуса, на которые тот пошел, чтобы сохранить состояние, хотя мог бы только слово сказать, и всю семью отправили бы в Азкабан, никто бы не возразил, такая тогда была у Поттера власть. Он настоял на десяти годах заключения для Руквуда и МайНейра, чтобы те могли продолжить древние рода. Жена и дети Рабастана Лестрейнджа не подверглись никаким преследованиям, хотя старший сын имел метку. Он больше не боялся, потому был способен на милосердие; Гермиона же мстила за испытанный ею страх. Гарри, слушавший весь этот разговор, понимал это, но не осуждал; друзей ведь не осуждают, верно? И когда Гермиона вошла в комнату, обнял ее, незаметно сняв жучок, и ничего не стал говорить.
Луна посмотрела на Драко и осторожно коснулась его плеча:
— Ты не расстроишься еще сильнее, если я спрошу? — тихо сказала она.
— Нет, — Малфой покачал головой. — Что?
— Почему ты говоришь про людей — вы, а не мы?
Гарри проснулся внезапно и уставился на окно, находившееся прямо перед его кроватью. На соседней сопел Рон — они решили не разлучаться, а ночевать как в старые добрые времена. Осторожно, чтобы не разбудить друга, Гарри пробрался к окну и выглянул наружу: в свете магических огней сновали на метлах два силуэта. Гарри надел очки и не поверил своим глазам:
