Он сунул руку в карман и тут же взвизгнул не своим голосом: «Не сметь! Не показывать!» — и жутко загримасничал, и весь скукожился. Это его второе «я» пыталось вклиниться в разговор. Однако Рем, овладев собой, всё-таки предъявил мне на ладони круглый стеклянистый предмет, в котором я опознал загадочную «бусину» Афидмана.
— Ты спрашивал, зачем я полез на Фабрику… Так вот, лично я хотел забрать оттуда мать. Но старик мне все мозги изгрыз, требовал найти эту игрушку. Утверждал, что ог присвоил её себе. Твой Афидман.
— Маленький воришка! — ябедой прорвался «старик». Серебряков воскликнул «тьфу!» и продолжил:
— Так что, в принципе, я возвращал свою личную собственность. Теперь осталось её открыть. Я-то считал её монолитной, но старый хрыч уверяет, что это такой киндер-сюрприз, помнишь, мы их копили в детстве?
Я не помнил, но кивнул.
— И… что за сюрприз там внутри?
Рем помрачнел, насупился.
— Вот мне тоже интересно. Сосед на этом месте всегда затыкается. Что-то скрывает от меня… Эй, сосед! Ты ведь такой общительный, давай, объясни нам! — Выдержав паузу, Рем развёл руками. — Что я говорил? Молчок.
Всё это было так тягостно, я тоже не мог пересилить себя — безмолвствовал, как воды в рот набравши. Серебряков угрюмо наблюдал за мной.
— Ненавижу урода! — признался он. — Представляет меня сумасшедшим перед людьми, нарочно. Подлее гада я не встречал. Если б мы не делили одно тело, давно бы воткнул мне нож в спину… И ога твоего ненавижу, лучше бы эта дрянь вселилась в него. Но ог соскочил, всех вокруг искалечил, а сам в белом… Надо было придушить его, тогда ещё, на Фабрике.
Он начал раскачиваться, сидя на стуле; ненависть, о которой он так упорно твердил, была лишь осколком отвращения к собственному телу, осквернённому чужим присутствием. И я спросил, имея в виду «соседа»:
— Неужели его нельзя прогнать?
Серебряков резко вскинул голову, и в его глазах, направленных на меня, была такая концентрация бешенства и надежды, что я испугался. Вслед за тем он захохотал, из глотки вылетали уже знакомые пронзительные звуки. «Бха-ха-ха», — давился он. Потом, утихнув, сказал:
— Жалостливый парнишка. С такими легко иметь дело — стоит надавить на нужную кнопку, как они сами просятся в помощники. Окажу тебе любезность прямым ответом: нет, прогнать меня не получится. Но я могу уйти по собственному желанию, на определённых условиях.
— И что это за условия? — отозвался я. После первых же раскатов смеха мне сделалось ясно, что Рем ушёл, был оттеснён в сторону, а его место занял тот, кого я знал только под прозвищами «старика» и «соседа». Странно, но мне мерещилось, что призрак Арены — это тоже он. Слишком уж много расплодилось вокруг таинственных неприкаянных сущностей. Однако на сей раз я был вооружён. Слушая признания Рема, я незаметно ощупывал рюкзак. И пальцы наконец-то наткнулись на твёрдые контуры пистолета. Я вовсе не собирался стрелять, но сразу почувствовал себя увереннее. Хотя разговор со стариком кого угодно поставил бы в тупик.
— Мне нужно тело, — сознался он. — Мешки из псевдоплоти, конечно, куда послушнее, но я соскучился по нормальному человеческому телу. А выбор, как видишь, практически равен нулю. Тело Протагониста меня отвергает — да и на что он мне, такой чахлый? Единственный был вариант — этот вредный мальчишка. Впрочем, теперь появился ты…
Я ждал какого-нибудь подвоха, поэтому сразу вытащил оружие. Это не произвело на него должного впечатления.
— Когда будешь стрелять, вспомни, что стреляешь в друга детства. И что овчинка не стоит выделки. Всё равно ты нас не убьёшь, я заранее об этом позаботился.
Моя рука непроизвольно дёрнулась, когда он взялся за ворот куртки; я спохватился, что надо убрать предохранитель, и тут он как раз приглашающе распахнулся. Удивительно, как меня не стошнило: с тела Рема в разных местах свисали гроздья живой, пульсирующей плоти.
— Да, не только оги могут контролировать биоткань, — с удовольствием протянул он, когда решил, что я насмотрелся вдоволь. — У меня тут запасные лёгкие, печень, почки… ещё два сердца, на всякий случай.
— Кто вы такой?
Я спросил это, чтобы потянуть время. Однако его ответ меня озадачил.
— Кто я? Может быть, Лантан? Или всё-таки Гиаз..?
Он наконец-то прикрылся, и я немножко перевёл дух. В комнате с самого начала пованивало, а уж когда он расстегнул куртку, запах повалил удушающей волной. Я сглотнул и сделал глубокий вдох-выдох, чтобы прочистить ноздри. Рукоять оружия елозила в моей потной ладони. Я опустил руку на колено.
— Я, видишь ли, искусственный конструкт, в некотором роде. — Он сказал это почти добродушно. — Но ты можешь звать меня Лантаном.
Я растерялся, вообще не понимал, как такое возможно, но он был до крайности убедителен, и волосы у меня на загривке встали дыбом.
— Приведи сюда ога, — распорядился он. — Пусть распечатает ловушку. Это всё, что от вас требуется.
— После этого мы сможем уйти?
Конечно, это не по-геройски прозвучало, но я и правда не знал, что делать с этим существом, стоявшим напротив. А пугал он меня до одури.
— Да, после этого вы сможете уйти, — издевательски проскрипел он. Я готов был броситься за Протагонистом, но что-то удерживало меня на месте.
— А Рем?
Режущие звуки его смеха заставили меня попятиться.
— Об этом забудь. Он с тобой уже попрощался. Но ты ещё можешь спасти ога… и себя.
Он качнулся в мою сторону, и это было как оживший кошмар. Мысль о том, что эта тварь может меня коснуться, заставила меня выскочить в коридор. Я вмазался плечом в стену, споткнулся обо что-то в полумраке, упал на четвереньки. И задышал часто-часто, стараясь побороть накатившую слабость. Из гостиной выпорхнуло эхо напутственной фразы: «Я жду-у…» Что-то зашуршало и задвигалось между мной и шершавым боком стены. Замирая от ужаса, я скосил глаза, но это был всего лишь Афидман. Он, видно, переполз из кухни поближе к комнате и сидел в проходе, из последних сил дожидаясь меня. В эту опустошающую минуту я потянулся к нему, как к единственному утешению. Прижал его к себе крепко-крепко, лицом уткнувшись в нагрудный карман собственной куртки. Она была запачкана пылью этого места. И под этой пылью, под тканью, пропитанной знакомым запахом общаги, трепетало сердце ога. Я прислушивался к его слабым ударам и чувствовал на щеках горячие мокрые дорожки, а больше ничего не хотел чувствовать. Я оказался в полном одиночестве и не знал, как поступить. Всё это было гениально предугадано Эдвардом, но его поучения оказались простым сотрясением воздуха, и никакой опоры, никакого второго дна в них не было. Одна шелуха. И я мысленно
