Машина пробуждения

что-то, облада­ющее огромным разрушительным потенциалом, и она с радо­стью приняла это чувство, хотя и затруднилась бы дать ему название. Она пыталась быть хорошей девочкой, увлеченной рукоделием, зваными ужинами и отрубанием голов менее хо­рошим девочкам... а может, и больше, — Пурити отметила про себя, что уже несколько запуталась в этой теме. Но пять лет! Пять лет клаустрофобных улыбок и механического повторения одних и тех же бессмысленных действий изо дня в день. Она перепробовала все мыслимые планы побега, и ни одна из по­пыток ни к чему не привела. Посему вполне естественно, что тоскливый плен однажды толкнул ее к покорению запретных высот. Тоска и с трудом подавляемый гнев. Пурити подумалось, что теперь она прекрасно понимает чувства Умирающих, кото­рые те испытывают, когда приходят сюда за освобождением.

Позади раздался неожиданный шум, и разозленная птица в груди девушки чуть не упала в обморок от страха. Клу обер­нулась так быстро, что платиновый шлем полностью слетел с ее головы и, с грохотом упав на пол, отбил ей пальцы.

— Чтоб мне лакея трахать, больно-то как! — взвыла она, прыгая на одной ноге, но тут же забыла о физической боли, когда увидела две головы, таращащиеся на нее из-за угла, — два совершенно одинаковых лица, выражающих одновременно и скуку, и удивление.

Нини и Ноно Лейбович посмотрели на Пурити, затем по­вернулись друг к другу, пожали плечами и вновь уставились на Пурити. Скользящей походкой они вышли на свет.

— Привет, девочки! — пискнула Клу, не находя покоя своим рукам и впустую пытаясь казаться беззаботной.

Она встала перед упавшим шлемом, надеясь, что пустого­ловые близняшки не заметят его. Две пары одинаковых глаз одновременно моргнули, обменялись взглядами и снова по­смотрели на Пурити.

— Ты тоже заблудилась, пока шла вышивать? — спросила Нини.

Она носила серебряную тунику и обтягивающие лосины, расшитые кусочками зеркал. Одежда Ноно более соответство­вала этому времени суток — она куталась в белую льняную пижаму, сливавшуюся с безупречно чистыми стенами Пти-Малайзон. По какой-то причине Ноно постоянно трогала свой нос, словно бы чувствовала какой-то отвратительный запах.

— Вышивать? — повторила Пурити, пытаясь придумать оправдание. — Вышиваем мы на первом этаже. И вообще в дру­гом здании.

Нини тащила на спине увесистый рюкзак, без всяких со­мнений набитый нарядами на случай, если ей опять приспичит заняться своими бессмысленными переодеваниями.

— Не поспоришь, — кивнула Ноно, все еще морщась от вони, которую Пурити не ощущала. — Видимо, поэтому мы и не смогли найти мастерскую. А что здесь делаешь ты?

— И зачем ты намотала на голову чулки? — добавила Нини.

— Уши замерзли, — ответила Пурити, прежде чем успела подумать.

— Ясненько, — протянула Нини. — Но как же твои ноги?

— А что с ними? — Пурити поняла, что голос ее едва не со­рвался на визг, и поспешила исправиться. — Я часто любуюсь восходом солнца и, чтобы полностью насладиться зрелищем, стараюсь подняться повыше.

Какая разница, что на самом деле разглядеть восход за ле­сом и стеной зеленого стекла — задача весьма нетривиальная.

Ноно прищурилась:

— Родители говорят, нам не дозволяется подниматься сюда. Говорят, не стоит рисковать и злить преторианцев.

— А еще они говорят, — театральным шепотом добавила Нини, стараясь как можно шире распахнуть глаза, — что Убий­ца все еще бродит на свободе!

Пурити с такой старательностью изобразила смех, что тот прозвучал почти арпеджио.

— Ну, еще они нам говорили, что мир — это русалочка, ко­торая убаюкивает небеса каждую ночь, так что нельзя быть уверенной, чему следует доверять, когда речь заходит о «них» и «говорят», не так ли? Но должна вам сказать, что небольшая прогулка по верхним уровням великолепно бодрит дух, и это самое любимое из доступных мне развлечений, что вы, разуме­ется, понимаете. Разве вид отсюда не прекрасен? Он мне так нравится, действительно нравится. — У Пурити в легких кон­чился воздух, и только поэтому она замолчала.

— Эм-м, что? — Ноно склонила голову набок и посмотрела на Пурити так, словно решила, будто та рехнулась.

— Наверху живут русалочки? — Впервые за несколько не­дель в голосе Нини послышался энтузиазм. — Хочу себе та­кую! — Она помахала рукой на тот случай, если за ними сейчас наблюдает морской народ.

Ноно вздохнула, и Пурити буквально на долю секунды по­казалось, что она не такая пустоголовая, как ее близняшка.

— Слишком рано для русалочек, Нини. Они же спят до­поздна.

— Ну вот, — разочарованно протянула Нини, но уже в сле­дующую секунду зевнула и поправила лямки рюкзака. — Ноно, давай поищем здание с мастерской? Так хочется вернуться в постель и спать, как русалочки, а ты могла бы пойти на свои уроки танцев.

Ноно берет уроки? Ее мыслительные способности все боль­ше восхищали Пурити.

— Конечно, пойдем. — Ноно не сделала ни шагу; близняшки потерянно переглянулись.

— Вам надо спуститься по лестнице, — начала инструктиро­вать Пурити, стараясь ничем не выдать того, что торопится, — до самого нижнего этажа. Оттуда, глупышки, отправляйтесь к Башне Дев — это еще одно большое белое здание, выходящее на Рощу Сердца. Ваша ошибка вполне понятна, дорогуши!

«Мы же живем там, дуры!»

— Разумеется, — кивнула Нини, беря сестру за руку и раз­ворачиваясь. — Пойдем!

— А ты не хочешь показать нам дорогу? — спросила Ноно, чуть надув губки.

— Хочу, Ноно, ты и сама понимаешь, что я бы с радостью вас проводила. Но я так люблю рассветы, и, надеюсь, вы меня простите за то, что я побуду здесь еще несколько мгновений. Больше всего мне нравится наблюдать за тем, как солнце — или солнца — поднимаются над пологом Рощи Сердца. Во всяком случае, пытаться их увидеть. Должна сказать, порой эта огромная колонна, что поддерживает Купол, так сверкает! Мне всегда любопытно, какими же небесами в этот раз обни­мет нас утро; каждый восход для меня праздник! А вы что думаете? Спасибо вам огромное за понимание, девочки; долж­но быть, я слишком легкомысленна, раз позволила рассветам настолько увлечь себя!

— Ты такая глупенькая,