Слушая, я представила, как пятнадцать лет назад он душил собственную жену, а новорождённую Далилу тайком уносят, чтобы переправить в дальние края.
— У Кадира никогда не будет собственных детей! Он просто не способен их зачать, и вашему пресветлому величеству это тоже известно! — Сестра гордо расправила плечи. — Я сделала это ради своей страны!
— Допускаю, что ты так считаешь, — кивнул султан. — Ты мне всегда нравилась, Шира… Очень жаль, очень жаль. Ты умнее других. Говорят, любишь заключать сделки? Предлагаю тебе последнюю: жизнь твоего сына в обмен на имя джинна, от которого ты его зачала.
— Шира… — выдавила я в ужасе, но опоздала.
— Фереште! — Она надменно выпятила подбородок. — Он обещал, что я рожу будущего правителя — истинного принца и великого султана! Такого, каким Кадиру никогда не стать!
Прежде я ни разу не видела, чтобы султан колебался. Что ж, понятно — слова джинна сбываются ещё вернее, чем обещания любых демджи. Если Шира не соврала, она и впрямь держит на руках будущего правителя Мираджа.
— Фереште, — повторил султан. — Отлично… Амани, возьми у неё ребёнка.
Мои руки, послушные приказу, потянулись к сестре.
— Что с ней будет? — выдавила я, тщетно пытаясь их остановить. Сейчас он как никогда напоминал Ахмеда. С таким же точно выражением тот обычно сообщал о неприятном, но необходимом. — Пожалуйста, пощадите её!
Наклонившись к младенцу, Шира что-то шептала — должно быть, обещания, которые так и не сможет исполнить. Пыталась удержать последние мгновения, когда ещё могла видеть его. Я мучительно ломала голову в поисках выхода, но ничего не находила. Что ж, случается и такое.
Ребёнок уже лежал у меня на руках. Шира остро глянула мне в глаза, губы её шевельнулись…
Любит заключать сделки, сказал султан. Но что я могу сейчас предложить, чтобы Синеглазый Бандит не был разоблачён? Одно её слово, и для меня тоже всё кончено.
— Его зовут Фади, — отчётливо произнесла она.
Имя деда, отца наших матерей, которых до замужества звали Фарра и Захия аль-Фади.
— Заприте её, — рассеянно бросил султан, отвернувшись. Ещё одна бесполезная обитательница гарема, не до неё теперь. — Казним завтра на закате… Неси ребёнка за мной, Амани!
Удаляясь от матери, маленький Фади пищал всё громче у меня на руках.
Глава 32
Джинн-предатель
В дни, которые помнят одни бессмертные, мир был неизменен. Солнце не вставало и не заходило, море не знало приливов и отливов, а джинны не ведали ни страха, ни радости, ни боли, ни горя. Никто не рождался и не умирал, всё просто существовало.
Затем пришла первая война.
Она принесла с собой рассвет и закат, бурные волны и новые горы с ущельями, а главное, принесла смерть.
Вложив частицу своего огня, джинны создали первых людей, но век смертных оказался недолог. Тогда всё и изменилось. Люди не просто жили, они рождались и умирали, а между рождением и смертью успевали ощутить столько, что вызывали интерес даже у бессмертных, хоть и были всего лишь искрами от их пламени.
Когда война закончилась, джинны Великих песков собрались вместе и окинули взглядом изменившийся мир, который прежде принадлежал только им. Сражаясь и умирая, люди победили Разрушительницу — они выполнили свою задачу.
А потом стали плодиться.
Джинны с удивлением смотрели на их крепости и города. Жизнь людей продолжалась и после первой войны — новая жизнь и новые войны, уже их собственные. Джинны задумались. Стоит ли позволять людям существовать дальше? Созданные джиннами, они так же легко могли быть снова обращены в глину.
Некоторые джинны полагали, что люди больше не нужны. Теперь от них только вред, лучше сжечь их, да и дело с концом. Вернуть в землю, из которой они вышли и на которой расплодились. Джинн по имени Фереште был согласен. Жить без людей было проще и уютнее. Его собственный сын от смертной женщины пережил дюжину сражений с чудовищными порождениями Разрушительницы, только чтобы погибнуть в пьяной трактирной драке. После победы джинны успели забыть о страхе смерти, но чувство горя, придуманное людьми, оказалось слишком болезненным для тех, кто живёт вечно.
Однако джинн по имени Дарайвауш выступил против. Он считал, что своей доблестью в войне с Разрушительницей люди заслужили право остаться на земле. Гибли в сотнях битв, но не отступали перед её полчищами, и такая стойкость достойна награды.
Проходил год за годом, поколения людей сменяли друг друга, а джинны всё спорили, как с ними поступить. Росли новые города, одни правители уступали свои троны другим, и люди постепенно забывали времена Разрушительницы. Наконец, когда не стало последнего из смертных, кто помнил первую войну, джинны собрались в скалистом ущелье, где когда-то шла битва, а теперь поселился один из них, и стали бросать в реку камни, кто чёрный, кто белый, чтобы подсчитать и решить, исчезнуть людям с земли или остаться.
Камни падали в воду, то белый, то чёрный, и вышло так, что тех и других оказалось поровну. Один лишь джинн по имени Бахадур ещё не бросил свой камень, ему и выпало решить судьбу всего человечества.
Джинн Фереште был уверен, что Бахадур примет его сторону и бросит чёрный камень. Бахадуру тоже пришлось наблюдать смерть своего ребёнка, дочери с синими глазами и солнцем в ладонях, которую люди называли принцессой — одним из тех глупых слов, с помощью которых одни пытались возвыситься над другими. Бахадур должен был испытывать такое же чувство горя, что и Фереште, и захочет покончить с людьми.
Тем не менее, когда Бахадур наконец бросил в реку свой камень, тот оказался белее человеческой кости.
Сторона Фереште проиграла, и тогда все джинны поклялись, что никто из них не станет уничтожать смертных. Как известно, клятва джинна надёжнее всякой другой, потому что джинны не умеют лгать.
С тех пор прошли столетия. Джинн Фереште не знал, сколько именно. Зачем это бессмертному, чьи дни не сочтены? Поначалу он старался держаться подальше от людей, но они постоянно менялись, и не смотреть было трудно. Едва ему становилось скучно, они выдумывали что-нибудь новое и творили удивительные вещи почти из ничего. Их
