— Я пришёл за тобой! — бросил он. — Даже если никого больше вытащить не удастся. Поняла?
На этот раз счастливая улыбка выскочила у меня сама собой, и принц Бао весь расцвёл, решив, что она предназначалась ему.
— Ты вернулся, чтобы меня спасти?
Он дёрнул плечом.
— Ну если можно так выразиться…
Так хотелось потянуться к нему! Больше всего на свете! Прижаться, обнять… а ещё напомнить, что идёт война, на которой, даже сражаясь бок о бок, не всегда удаётся защитить друг друга.
— Жинь…
Прежде чем я успела закончить, за спиной раздался голос, от которого стыла кровь:
— Вижу, моя демджи делает первые шаги на дипломатическом поприще?
Незаметно подкравшись, султан по-хозяйски взял меня за талию. По спине побежали мурашки. Жинь заметно напрягся, но тут же согнулся в поклоне, а за ним и принц Бао.
Снова выпрямившись, сын оказался лицом к лицу с отцом впервые с младенческих лет в гареме. Я понимала, что он видит, потому что в своё время удивилась сама: принца Ахмеда, постаревшего на два десятка лет — образы нашего вождя и нашего лютого врага, слитые воедино. Но даже представить себе не могла его чувства при виде того, кто сделал его мать рабыней в гареме, затем собственными руками убил мать брата, а теперь ещё и забрал меня. Каково стоять и улыбаться ему?
«Терпи! — мысленно повторяла я. — Не теряй голову, иначе мы оба умрём».
Он снова поклонился с приклеенной к лицу улыбкой, оглашая длинный список официальных титулов принца Бао, который благосклонно кивал.
— Твой мираджийский удивительно хорош, — поднял брови султан, обратившись к Жиню, едва удостоив взглядом чужеземного принца.
Я затаила дыхание. По слухам, передававшимся из уст в уста, Ахмед с Далилой исчезли в ночи, будто унесённые джиннами. Однако султан был не дурак, в чём я не раз успела убедиться. Ему наверняка было известно, что произошло на самом деле. Правитель не мог не связать их бегства с пропажей в ту же ночь сичаньской невольницы с её собственным сыном, даже если в слухах о нём не упоминалось.
Знал султан или нет, на лице у него ничего не отразилось. Как, впрочем, и у сына.
— Благодарю, — почтительно произнёс Жинь, — ваше пресветлое величество оказывает мне великую честь.
Однако любопытство правителя ещё не было удовлетворено.
— Наверное, твоя мать из Мираджа? — прищурился он.
Меня прошиб холодный пот.
«Только не ври! Рядом со мной нельзя, спросит, и конец!»
— Не мать, а отец, ваше пресветлое величество, — поклонился Жинь.
— Ясно, — кивнул султан. — А теперь прошу меня извинить… я должен забрать Амани — если, конечно, твой принц не возражает.
Я достаточно хорошо знала Жиня, чтобы представлять, каково ему сейчас со мной расставаться, — легче схватиться с отцом посреди сада, чем позволить забрать меня снова.
— Конечно, ваше пресветлое величество, — склонил он голову. — Я передам ваши извинения принцу Бао!
Означенный принц довольно кивал, не подозревая о кипевших вокруг него страстях. Между тем султан крепко взял меня за плечо, не обращая внимания на золотую пудру, пачкающую рукав, и повёл прочь. Нельзя было даже оглянуться.
— Тебе не положено бродить одной, — проворчал он. — Здесь слишком много чужеземцев, которые ненавидят таких, как ты. Я же просил Рахима…
— Он встретил старого друга по Ильязу, — нашлась я.
— Похоже, не только друга, — выразительно кивнул султан на увлёкшуюся беседой троицу. У меня упало сердце. — Ещё и смазливое личико. — Я с облегчением выдохнула. Пока он не видит ничего, кроме безобидного флирта, можно не волноваться. — Хотя я подозреваю, что и ум у этой красотки под стать.
Я постоянно наблюдала, как мужчины недооценивают мою подругу. Даже Рахим сегодня усомнился, несмотря на мою рекомендацию. Проницательность султана просто пугала.
— Зачем тогда я здесь? — обернулась я к нему, чтобы отвлечь от своего легкомысленного охранника и подруги. — Если здесь так опасно…
— Потому что… — Он остановился и подтолкнул меня к нише в ограждающей сад стене. — Ты спрашивала, зачем нам союз с чужеземцами, которые ставят себя выше нас, — вот я и хочу, чтобы ты получила ответ, Амани. Оставайся здесь!
Приказ больше не подчинял моего тела, но султан явно не сомневался, что с места скорее двинется соседнее дерево, чем я.
Оставив меня, он взошёл на помост, возведённый неподалёку. Напряжение, копившееся у меня в груди с самого рассвета, достигло высшей точки. Уже сгустился сумрак, но фонарей никто не зажигал, кроме нескольких над помостом. Лица гостей внизу тонули во тьме.
Момент настал. Чтобы смыться, лучше не придумаешь.
— Я приветствую уважаемых соотечественников и гостей, почтивших нас своим присутствием!..
Голос султана разносился далеко, привлекая всеобщее внимание. Лица поворачивались, отдельные беседы гасли, как задутые спички. Гуляющая толпа стекалась в тесное кольцо вокруг помоста, а я проталкивалась им навстречу в дальний конец сада, чтобы скорее вернуться в ряды мятежников — и выбраться наконец из проклятого дворца!
Если, конечно, повезёт не сгореть заживо, как несчастная жена Акима.
Султан продолжал вещать с трибуны. Он рассуждал о мире, власти и порядке. Общие слова, банальности. От сбившихся в кучки сановных чужеземцев доносились обрывки перевода, толмачи старались вовсю.
С трудом обойдя толстую мираджийку, увешанную крупными рубинами, я наконец увидела Шазад. Не обмениваясь взглядами, мы двинулись вперёд, словно два притока, сливающиеся в одну реку. Вскоре между нами вклинился Сэм, отделившись от группы офицеров в тех же альбийских мундирах, но верных, в отличие от него, своей королеве.
Наконец мы вырвались из толпы, над нами нависала стена. Провожатый ухватил нас за руки, пачкая обшлага мундира моей золотой пылью, и шагнул вперёд между двумя глиняно-бронзовыми истуканами. Я невольно дёрнулась, подавляя желание отшатнуться от массивной каменной кладки.
— Не дышите! — предупредил Сэм и потащил нас за собой.
Серый камень опасно надвинулся, но вместо того чтобы разбить себе лоб, я вдруг погрузилась в рыхлый песок. Он был словно живой — шевелился, обволакивал и явно не хотел пускать, стараясь вернуть себе привычную твёрдость, что оставалась неизменной несчётные годы. В страхе зажмурив
