Перед моим лицом из полумрака материализуется широкая ладонь с длинными тонкими пальцами.
— Пора!
Я опираюсь на руку Баисара и поднимаюсь. Как же не хочется расставаться с теплым коконом, но надо.
Устроившись на подушечке, поглаживаю обложку. Внутри нарастает чувство тревоги. Неприятно. Вцепляюсь в книгу, чтобы никто не заметил, как дрожат пальцы. Не стоит никого пугать. Вдруг все это окажется глупыми женскими страхами, пусть раньше я не имела к ним склонности. В конце концов, предыдущие три раза были неприятными, но не смертельными же!
На плечи ложатся тяжелые, немного остывшие пледы. Заботу как всегда проявляет Лис. Пока есть время, закукливаюсь по уже обкатанной схеме так, что на улице остаются только руки. Пальчики тут же тянутся к книге. Сами. Вовремя я!
В девяносто девятый раз произношу: «Я прошу на благо народа сайри лишить плоти ийрис и отрекаюсь…»
В течение нескольких мгновений ничего не происходит, а потом на меня обрушивается такая боль, какой я не чувствовала никогда в жизни. Ее просто невозможно вынести…
16-й день в Асисе
Образы последнего сна медленно тают. Наконец, перед сомкнутыми веками не остается ничего кроме темных пятен. Я открываю глаза и сажусь на постели. В комнате никого нет. Моего пробуждения дожидается лишь еда, оставленная прислугой на столе. Свет не бьет в окна, значит, сейчас около полудня. Нужно вставать, но не хочется. На самом деле, не хочется вообще ничего. Чувствую себя разбитой. Со мной такое иногда бывает после чрезмерных нагрузок на тренажерах, но сегодня не тот случай, ведь фантомная боль, последовавшая за чтением четвертой главы, не могла так повлиять на физическое состояние. Причина кроется в чем-то другом.
Перспектива проведения утренних сборов без посторонней помощи даже радует. Градус позитивных эмоций еще немного растет, когда я обнаруживаю в ванной заранее приготовленные мелочи, необходимые для заплыва. Возле купальни стоит лоток с мылом и маслами, полотенца-простыни лежат рядом ровной стопкой, а через открытую в гардеробную дверь прекрасно видно новое платье. Цвет наряда заставляет меня задуматься над некоторыми особенностями характера благородной Ясаль Сайди, поскольку именно она выбирает для меня одежду. Так вот, интересно, эта женщина обладает необычным чувством юмора, или же имеет склонность к садизму?
Верхний халат с натяжкой, но можно назвать серым, а вот нижнее платье самого «правильного» оттенка зеленого. От моего внимания не укрылось, насколько тяжело Лису видеть меня в цветах его рода. Я даже догадываюсь о причинах, вызывающих это отторжение. Наследник Асиса давно живет, разрываясь между долгом и собственными желаниями. До встречи со мной он мог сколько угодно мечтать о свободе, находясь в командировках без присмотра отца, но потом отодвигал все эти грезы в сторону и возвращался во дворец, дабы все шло, как должно. Я же постоянно маячу перед его носом, живым и очень активным напоминанием о несбыточном. Дело даже не в неких глубоких романтических чувствах, которые он ко мне питает, что вряд ли, просто я его собственный выбор, пусть мимолетный необдуманный, да какой угодно, но собственный! Зеленый цвет для Лиса не только символ его рода, но и символ чести, долга. Он служит напоминание о том, что личным необходимо пренебречь ради чего-то более важного и высокого. Этот цвет на мне обесценивает его собственный выбор, превращает в некий шаг, якобы доказывающий, что он тоже совершен во благо всех и вся, кроме самого Лиса. Если уж я пришла к подобным выводам, то Ясаль все это известно без сомнений. Зачем она так делает?
Трудный вопрос не дает мне покоя. Честно пытаюсь найти на него ответ все время, что трачу на утренний туалет. Навязчивые мысли отступают лишь тогда, когда я оказываюсь перед огромным зеркалом, отражающим не только меня в полный рост, но и половину комнаты в придачу. Ни к чему лукавить, иномирский наряд сидит отлично, но все равно есть ощущение некой фальши и неправильности, будто я занимаю чужое место и играю роль, изначально предназначавшуюся не мне. Похожие чувства я испытывала и вчера, читая книгу.
Вопрос на миллион: от чего может отречься тот, у кого фактически ничего нет? Ответ, по-моему, очевиден.
— Через два дня ты умрешь, — объясняю своему отражению, на тот случай, если оно не вникло в смысл происходящего.
Бледно-розовые губы шевелятся, повторяя мои слова, но лицо остается бесстрастным, а взгляд отрешенным и пустым… О! Так вот по какому поводу меня посетило чувство опустошенности! Надо же, мое подсознание сообразило, что к чему, еще до того, как я принялась анализировать события. Можно за него порадоваться. Ха-ха.
По-моему, все обитатели дворца вымерли или отбыли куда-то в срочном порядке, оставив меня на попечение стражи. На протяжении пяти минут, что я блуждаю по коридорам в сопровождении своего отряда, на встречу не попадались ни праздно шатающиеся сайри, ни сайри, спешащие по делам, ни сайри из обслуживающего персонала…
Наконец, до моего слуха доносятся чьи-то голоса. Если память не изменяет, данная галерея ведет к тому самому залу, где произошло мое знакомство с отцом Лиса. Осознание этого факта никоим образом не сказывается на скорости моего передвижения. Если мне суждено что-то услышать, я услышу, если нет… Наверное, это называется фатализм. Как бы то ни было, следующую поездку я предпочту совершить, пребывая в добром здравии, а не с перемотанными бинтами конечностями или под лошадиной дозой каких-нибудь местных лекарств.
Перед распахнутыми дверями небольшой отряд под моим предводительством останавливается. Стража на входе никак не реагирует на наше появление, поэтому для присутствующих в зале сайри я остаюсь незамеченной. К тому же очень уж
