Евангелие от Локи

тогда мне будет нанесен куда меньший ущерб, чем если он вздумает опять играть на своем проклятом инструменте. Затем я без передышки набросился на остальных, и они примолкли от удивления; они лишь смотрели на меня, раскрыв рот – наверное, пытались понять, что это случилось с Трикстером-златоустом, которого они вроде бы так хорошо знают?

Идунн попыталась меня успокоить и даже взяла за руку.

– В чем дело, Локи?

Я рассмеялся.

– В чем дело? Как мило с твоей стороны задать такой вопрос! Может, мило, а может, глупо. Впрочем, в твоем случае особой разницы нет.

Фрейя тут же выскочила вперед.

– Немедленно прекрати нас оскорблять! Тор, неужели ты не в состоянии его остановить?

– Вот тут ты молодец! – воскликнул я. – Правильно: лучше пусть кто-нибудь другой в драку вмешается. Причем желательно, кто-нибудь достаточно тупой, кто не сразу поймет, что ты его просто используешь. Тор – это отличный выбор, дорогая! Ведь он вполне способен выполнить любое простое поручение, пока его хорошо кормят… – При этих словах Тор негромко зарычал, и я, воспользовавшись его замешательством, поспешно положил ему на тарелку недоеденный пирожок. – А может, тебе лучше Одина попросить? Хотя вряд ли он уже забыл, как ты продала себя жалким подземным Червям за какое-то золотое ожерелье… О, наверное я зря напоминаю об этом? – Я оскалил зубы в дикарской усмешке. – Не обращайте внимания. Это просто Хаос поет в моей крови. Это из-за него я порой веду себя в высшей степени необузданно и неприлично. Впрочем, тебе-то это хорошо известно, дорогая Фрейя.

От злости Фрейя тут же сменила обличье, превратившись в омерзительную каргу. Теперь ее худое, обтянутое морщинистой кожей лицо стало похоже на череп и выглядело ужасно.

– Тебе просто нужно хоть раз хорошенько выспаться, моя красавица, – мерзко ухмыляясь, сказал я. – У тебя стали появляться морщинки. И не пей сегодня вечером так много пива. От него у тебя всегда пучит живот, и ты ночью в постели пускаешь оглушительные ветры. Может, кому-то подобные ароматы нравятся, но, по-моему, тебя это не красит.

Я понимаю, понимаю. Действительно я чересчур разошелся и никак не мог остановиться – это, полагаю, как раз и было одной из основных моих проблем. За мной, безусловно, следовало кому-то присматривать. А в данном случае кому-то следовало остановить меня…

Это попытался сделать Тор:

– Коли хочешь подраться, так нечего женщин задирать. Веди себя, как мужчина.

– Ну да, как, например, ты во дворце Трюма, когда невесту изображал!

Тор молча шагнул ко мне, но я не унимался:

– Или во дворце Утгарда-Локи, когда та старуха – помнишь? – тебя на землю во время пира швырнула!

Тор попытался меня схватить, но я увернулся, отскочил в сторону и налил себе еще вина.

– А ты стал не слишком поворотливым, Тор, – заметил я. – Впрочем, если учесть, сколько ты ешь, это вовсе не удивительно. Надо тебе над собой поработать… А еще лучше – пусть Сив одолжит тебе один из своих корсетов…

Сив прямо-таки взвыла от возмущения:

– Скотина! Я не ношу корсетов!

Ее возмущение было таким искренним, что я рассмеялся и уже не мог остановиться. И так, хохоча во все горло, я обошел всех богов по кругу и сообщил каждому, что я о нем думаю. Люди называют это перебранкой; это ритуальная церемония называния друг друга всякими нехорошими словами, которая в итоге стала в Мидгарде традицией, то есть одним из моих многочисленных даров людям. Гнев часто способствует очищению, являясь неким исцеляющим процессом в момент жестокого стресса, хотя, на мой взгляд, в тот конкретный момент мне бы все-таки следовало чуточку включить мозги.

Но, должно быть, вино ударило мне в голову, вот я и задал им жару: сказал Фрейру, что он поступил, как полный идиот, когда отдал волшебный меч за какую-то девчонку; Сив сообщил, что она ужасно растолстела; а Ньёрду – что от него вечно воняет рыбой; Тору – что его любовница Ярснакса беременна и ожидает близнецов; а Фригг – что Один опять ходит налево. Я, возможно, также что-то сказал Тюру насчет того, как глупо он вел себя, когда потерял руку; и я совершенно уверен, что назвал Хеймдалля «сводником» и «кучей дерьма». Впрочем, с моей стороны, вероятно, было ошибкой дразнить Скади, рассказывая ей, что ее папаша пищал, как цыпленок, когда его поджаривали заживо, и вряд ли стоило спрашивать у Чаровницы Фригг, не удалось ли ей оживить Золотого Мальчика.

Когда я наконец иссяк, в зале стояла мертвая тишина. Возможно, я и впрямь зашел слишком далеко. Через некоторое время Тор опомнился, подхватил свой молот и замахнулся на Вашего Покорного Слугу.

– Не надо, – тихо, но твердо сказал ему Один.

– Нет, надо очистить миры от этой мрази! – проре-вел Тор.

– Ну, давай! – подбодрил я его. – Решил, так делай. Я безоружен, никакой поддержки у меня нет, так что ты запросто меня прикончишь. Или мне следует сперва ослепнуть, чтобы не видеть, как вы все на меня наброситесь?

Мой намек достиг цели: они сразу смущенно примолкли, вспомнив убийство беззащитного Хёда.

– Ладно, ребята, – сказал я и повернулся, собираясь уходить. – Очень не хочется с вами расставаться, но уж больно у вас тут скучно. Кроме того, у меня дел полно; мне еще во многих местах побывать нужно.

И я неторопливо вышел из пиршественного зала. Голова у меня просто раскалывалась, но, как только боль слегка утихла – правда, это случилось уже ближе к утру, – я обратился соколом и полетел в сторону гор. Вам подобная осторожность может показаться чрезмерной, но Ваш Покорный Слуга отчетливо чувствовал, что, пожалуй, начинает злоупотреблять оказанным ему гостеприимством.

Урок восьмой. Суд

Сперва бросайся наутек, а рассуждать будешь потом.

Локабренна

Оказывается, инстинкты снова меня не подвели. Когда у асов прошло похмелье и в мозгах вспыхнула слабая способность что-то понимать, до них дошло, что я нанес им смертельное оскорбление. Они сразу и единодушно вынесли приговор Вашему Покорному Слуге; в вину мне вменялась не только смерть Бальдра, но и множество самых разнообразных преступлений, какие только можно себе вообразить.

Каждый, естественно, припомнил обо мне нечто такое, что нанесло ему (или ей) страшную обиду – только Сигюн не поверила, что я настолько плох, да еще, пожалуй, Идунн; но Идунн никогда слова дурного ни про кого сказать не могла и злым наветам никогда не верила.

Остальные все же решили сурово меня наказать. Особенно активно выступала Скади, демонстрируя свой ядовитый нрав и требуя моей крови незамедлительно. Ну и Хеймдалль, разумеется, с удовольствием напомнил всем, что никогда мне не доверял, и если бы асы раньше прислушались к его советам, они бы не позволили мне и шагу сделать на территорию Асгарда.

Даже Один дал слабину, и Хеймдалль, почувствовав это, осмелился прямо высказать ему свое возмущение.

– Ну, и что ты