Один лишь негромко зарычал в ответ. Во всяком случае, мне кажется, что он отреагировал именно так, хотя меня, конечно, там не было. Зато впоследствии я слышал немало подобных диалогов и легко могу догадаться, как повел себя Старик и в тот, самый первый, раз. Думаю, он и не догадывался, насколько хорошо я его знаю. И потом, я же отлично понимал: раньше или позже ему придется выбирать, с кем он.
Да тут и гадать было нечего. Ясное дело, какую сторону он мог предпочесть. И мне, надо сказать, трудно его за это винить – во всяком случае, если я его и виню, то совсем чуть-чуть. Ведь если бы он не поддержал вынесенный мне приговор, остальные и на него бы набросились, как голодные волки. И потом, от меня ему уже практически никакой пользы не было, если не считать того, что я некоторым образом невольно объединил богов – в их ненависти ко мне, – а это обеспечивало определенный Порядок. Я же прекрасно знал, что Старику Порядок куда более необходим, чем наступление Хаоса.
И началась охота. Я же понимал, что они со мной сделают, если поймают. Впрочем, у меня в распоряжении было целых Девять миров – можно найти местечко, чтобы спрятаться, – а также знание рун, с помощью которых я мог моментально сменить обличье. Прятаться я умел очень хорошо, но и они неплохо умели искать, да к тому же их было много, а я был один, без друзей, без помощников, тогда как Одину помогали не только его вороны; у него в каждом мире имелись многочисленные шпионы; да и оракул помогал ему советом.
Короче, они прочесали все Девять миров в поисках оставленных мной следов и почти настигли меня в Железном лесу, но я ушел и затерялся сперва в Северных землях, а затем в Нижнем Мире. Затем, уже в горах, они снова вышли на мой след. Я не знал ни минуты покоя и постоянно пребывал в движении, постоянно менял обличье и вскоре отыскал местечко, где почувствовал себя почти в безопасности. Я очень надеялся продержаться там, пока не уляжется их ярость и кризис не пойдет на спад.
Но боги были безжалостны. Они предъявили мне ультиматум, начертав в небесах магическое послание: Сдавайся. Твои мальчики у нас в руках.
Я злобно оскалился, прочитав это, но своего убежища не покинул. Неужели они действительно думают, что я попадусь на столь грубую уловку? Они же прекрасно знают мои отцовские качества. Знают, что я никак не могу претендовать на звание «Лучший отец года». И потом, мои сыновья еще почти дети. Один, конечно, не знает жалости, но вряд ли он действительно решится убить мальчишек, все преступление которых состоит в том, у них в жилах течет моя кровь. Совершенно очевидно, что мне приготовили ловушку. Но я не собирался совать в нее голову.
Однако меня все-таки выследили эти трижды проклятые вороны Одина! Они обнаружили даже вход в ту потайную пещеру в горах Хиндарфел, где я скрывался. Они долго кружили над этим местом, потом камнем упали вниз и устроились на скалистом выступе у входа в мое убежище.
Я попытался воздействовать на них мощным магическим зарядом, но Хугин и Мунин обладали защитой от любой магии – это уж явно Один постарался! – так что мне не удалось даже перышки им опалить.
В итоге, убедившись, что они прибыли одни, я вышел из пещеры и спросил:
– Ну, чего вам теперь надо?
Тот ворон, что был побольше, выразительно каркнул. А тот, что поменьше, даже попытался что-то сказать, поглядывая на своего приятеля с некоторым, как мне показалось, разочарованием.
– Пирог, – наконец проскрежетал он, и в его золотистых глазах вспыхнула надежда.
– Чего нет, того нет, – развел руками я. – Ну, говорите, что нужно Одину?
Ворон поменьше – по-моему, это был Мунин, – захлопал крыльями и затрещал, точно зенитка:
– Ак-ак-ак!. Вернись назад!
– Как? Оставить мою замечательную пещерку? Нет уж! Я лучше тут поживу.
Мунин снова захлопал крыльями и затрещал: Ак-ак-ак.
Затем к нему присоединился Хугин, громко стуча клювом по камню, хлопая крыльями и каркая.
– Локи! Двое – кра-кра-кра! – в Асгарде! – сообщил, наконец, Мунин, избегая шипящих, с произнесением которых у него были трудности.
– Ну да, у меня двое сыновей, и они действительно в Асгарде. – Я начинал терять терпение. – Но если Старик считает, что я намерен сунуть голову в петлю только потому, что он захватил в заложники моих мальчишек…
– Ак-ак-к-к-к! – прощелкал Хугин и снова принялся долбить клювом скалу. Он долбил камень неторопливо, размеренно, точно отсчитывая секунды.
Тук. Тук.
Две секунды.
Тук. Тук. Тук. Три секунды.
Я в бешенстве глянул на Мунина и спросил:
– Он что, время отсчитывает?
– Ак-акс-десят. Ак-с-десят ак-унд, – невнятно ответил Мунин, и я переспросил:
– Шестьдесят? Шестьдесят секунд? Шестьдесят секунд до чего?
Но я уже понял. У этих птиц, может, и были проблемы с языком, но я слишком хорошо знал Одина. И никогда не забывал, что Старик столь же безжалостен, как и я сам. Он хотел ударить меня в самое больное место. О да, он очень хорошо меня знал!
А Хугин все отсчитывал: двадцать секунд, двадцать пять…
– Погоди, – сказал я, и по спине у меня пробежал озноб.
– Вернись назад, – вдруг совершенно отчетливо произнес Мунин.
Тридцать секунд. Тук. Тук. Каждое «тук» звучало, как удар молота. Я знал, что Один наблюдает за мной глазами этих проклятых птиц, пытаясь понять, что у меня на уме, пытаясь переиграть меня.
– Нет, я не клюну на эту уловку, – сообщил я воронам. – Нари и Нарви ничего для меня не значат.
Тук. Сорок секунд. Тук, тук…
– У вас не получится сыграть на этом. Я на такую сделку не пойду. – Я заставил себя храбро и дерзко улыбнуться – словно в лицо Одину. – Мальчики принадлежат Сигюн. А в моей жизни даже их убийство абсолютно ничего не изменит. Так что продолжай, братец. Совершай свой великий подвиг. Прерви их жалкое существование в Асгарде. Это ведь тебе свойственно испытывать угрызения совести, а вовсе не мне. Ну что? Чувствуешь, как близка удача? Делай свою игру, и если тебе повезет…
Но договорить я не успел: обе птицы, как по команде, взмыли в синее ледяное небо, громко хлопая крыльями и точно одаривая меня аплодисментами. И в эту самую минуту где-то в очень далеком от меня мире…
Не спрашивайте, как я это понял. Я это просто знал.
Дело в том, что Старику все же удалось развратить меня всякими там чувствами и впечатлениями. В моей прежней
