Она вытерла ладони о джинсы, нахмурилась и сделала первый шаг.
…Современным людям редко приходится оказываться в абсолютной темноте и тишине. Нас все время окружает городской шум: рокот трассы, шорох шагов, музыка из клубов, голоса людей… Небо в городе всегда подсвечено вывесками. Все вместе это значит только одно – безопасность. Древние части человеческого мозга не знают, что мы теперь «современные». Они уверены, что мы все еще обезьяны. Нам спокойнее, когда нас много. Для приматов отсутствие звуков означает, что где-то рядом хищник, готовый наброситься, а мрак – что ты даже не увидишь, откуда он появился.
Дорога под ногами Грейс была гладкой и нескользкой. Она вела чуть вниз и все время вперед. Темнота обострила все чувства и включила адреналин на полную мощь. Проблема заключалась в том, что чувства не помогали: здесь ничем не пахло, ничего не было видно, а слышала Грейс только собственное дыхание. «Отличное место, чтобы спрятать трупы», – раз возникнув, эта мысль ни в какую не хотела покидать Грейс. Она успела пожалеть, что не захватила ни мобильный, ни фонарь, но зашла уже так далеко, что поворачивать было поздно.
Путь никуда не сворачивал, но не заканчивался, как бы Грейс ни ускоряла шаги. Накатил страх. Что-то мелькнуло впереди: белое пятно с двумя стрелами ушей сверху. Грейс моргнула, чтобы убедиться, что ей не чудится, и припустила вперед со всей скоростью, на которую была способна. Заяц дернулся влево, и Грейс едва не врезалась в стену, пытаясь за ним успеть. Впрочем, успевать, как выяснилось, больше не было необходимости.
Грейс выскочила на траву. Здесь не должно было быть травы, но растительность этого не знала и росла под ногами как ни в чем не бывало. Над головой клубилось летнее грозовое небо. Теплый ветер обдувал лицо, принося запахи попкорна, сахарной ваты и жареных каштанов. Звуки и запахи казались Грейс смутно знакомыми.
В первые секунды она даже подумала, что попала на концерт: огромное пространство было расчищено и как будто подготовлено для того, чтобы на нем танцевали. У другого конца поляны возвышалась сцена, над которой висела растяжка с рисунком. Грейс пригляделась и вскрикнула от удивления: она точно знала, что это за поляна, сцена и рисунок.
Год назад они отправились с Лорой за тридевять земель, чтобы попасть на фестиваль этнической музыки, куда так хотела Грейс. Там они отрывались два дня: ночевали в палатке, плясали, пока ноги не заболели, учились средневековым ремеслам, участвовали во всех подряд мастер-классах… Грейс думала, что это самый счастливый момент в ее жизни: так беззаботно и хорошо ей никогда еще не было. Даже гроза тогда ничего не испортила.
Но сейчас площадка казалась пустой. Шоу еще не началось.
«Этого не может быть, – подсказал внутренний голос с нотками паники. – Сейчас декабрь, это какая-то погодная аномалия! Если мы вышли на улицу, почему тут так тепло?»
Голос не соврал: действительно было тепло, но не так, как в закрытом помещении. Грейс была уверена, что она стоит на улице. Трава царапала голые щиколотки выше красных башмаков, лицо трогал ветер. Поляну окружали деревья с плотно переплетенными ветками, за которыми двигалась тьма.
«Может, я сплю?» – подумала она со смесью надежды и опасения. Кроме погоды, странным было и время суток. За несколько минут зимняя ночь никак не могла превратиться в светлый летний вечер.
Грейс вздохнула, набрав полную грудь запахов попкорна, когда смутное движение за сценой и посторонний звук привлекли ее внимание. За стволами мелькали чьи-то силуэты. Грейс не знала, стоит ли бояться, но на всякий случай отступила в тень и присела на корточки, чтобы не бросаться в глаза. Теперь она различала музыку: глухой звук барабанов очерчивал неторопливый ритм, а высокий дрожащий голос скрипки суетился вокруг этого ритма, как пчела.
За музыкой прятались и другие звуки: разговоры, смех и белый шум, как от большого скопления людей. Грейс затаилась, прилипла к шершавому древесному стволу. А вокруг сцены заплясала цветомузыка, отбрасывая на траву зеленые и красные блики. Гирлянда фонарей теплым светом пробежала между ветками.
Теперь Грейс наконец увидела гостей вечеринки. Правда, воздух здесь искажал размеры, потому что люди казались неестественно высокими и толстыми, шире, чем стволы деревьев. Почти все были одеты в красное с золотом. Самая высокая фигура остановилась перед сценой, другие, помельче, засуетились вокруг. Грейс подумала, что это, должно быть, приглашенная звезда или ведущий. Он поднялся на сцену и опустился в огромное мягкое кресло, которого Грейс раньше не замечала.
Остальные стали приближаться, заполняя собой всю поляну. Музыка становилась громче, она шевелила траву, заставляла пришедших слегка пританцовывать в такт. Грейс попыталась утихомирить пульс. Может, стоит выйти и поздороваться? Но внутренний голос рявкнул: «Сиди тихо!» – и она не без облегчения послушалась.
Несколько человек приблизились к краю поляны, и теперь Грейс могла их рассмотреть. Оказалось, это была не просто вечеринка, а перформанс, потому что все участники скрывались внутри ростовых кукол. Обычно такие зазывают детей и взрослых на открытие какого-нибудь супермаркета. Грейс в детстве их боялась, а они так и норовили подойти поближе, сжать ее крошечную ручку в своей огромной лапище. Поэтому, даже будучи почти взрослой, Грейс стремилась обходить ростовых кукол стороной.
Сейчас она почувствовала, как ее охватывает паника. Паника, которая совершенно точно приведет ее к крику, а кричать – откуда-то Грейс знала это – было нельзя. Две куклы остановились недалеко от Грейс, и она подалась чуть вперед, чтобы рассмотреть их. Нужно смотреть на то, что тебя пугает, тогда страх отступит…
На куклах были длинные алые халаты, напоминающие японские кимоно. По краю рукавов и ворота шла широкая золотая строчка, подол был расшит золотистыми бусинами величиной с человеческий ноготь. В толстых пальцах куклы держали по большому вееру, которые, кажется, были велики даже для них. Временами веера распахивались с легким щелчком, и говорившие принимались обмахиваться ими.
Для кукол такого размера рожи их были сшиты удивительно искусно: серо-желтая «кожа» казалась нездоровой; нос был размером с приличную суповую тарелку.
Выше лба были пришиты волосы, и, когда одна из кукол повернулась, Грейс заметила, что поросль уходит под воротник и, вероятно, покрывает почти все тело. Что-то во внешности кукол заставило Грейс нервничать еще больше, если это только было возможно: что-то в их движениях, в том, как шевелятся веки, кисти, губы… Кому пришло в голову их делать настолько натуралистичными, что игрушечные пальцы даже способны брать предметы и сгибаться?
Музыка стала громче, она накрывала поляну неровными волнами. Толстяки зашевелились. Красно-золотые всполохи стали мерцать чаще, закружилась солнцами одежда, взметнулись рукава и защелкали веера. Грейс вытянула шею, стараясь не привлекать к себе внимание.
Куклы танцевали.
