Я осторожно просунул эндоскоп, камеру на гибком кабеле, в щель и включил режим ночного видения, чтобы осмотреть комнату. Примерно в четырех метрах от двери стояли двое солдат и разговаривали. Они казались расслабленными, хоть у обоих при себе были винтовки. Очевидно, они не ждут нападения, но все равно нам придется действовать быстро. Если мы не займемся этими двумя, они откроют по нам огонь, когда мы попытаемся сбежать.
Я убрал эндоскоп обратно в карман и показал Тристану два пальца, сообщая, сколько солдат находится в вагоне. Он кивнул и выскользнул из своего укрытия, а потом протянул мне ленту зарядов взрывчатки. Когда заряды были установлены вокруг двери, мы отступили к первому вагону, и Тристан показал три пальца. Два. Один.
Мы отвернулись, в ночной тишине прогремел взрыв, от двери повалил дым. Пока он не рассеялся, Тристан бросился к дверному проему, выбил ногой покореженную дверь и бросил в комнату светошумовую гранату.
Солдаты начали стрелять, в темноте мелькнула яркая вспышка, за которой последовал приглушенный взрыв. Я устремился к проему и увидел, как солдаты ошалело крутятся на месте. Схватить их не составило никакого труда. Я взял в захват солдата и оглушил его. Он не сопротивлялся.
Мы опустили обезвреженных солдат на пол, и я посмотрел на Тристана. Он с мрачным видом кивнул. С этим вагоном мы разобрались, но с тем, который нам нужен, точно будет сложнее. Охраняющие его солдаты точно слышали взрыв и видели вспышку гранаты. Им известно, что на поезд напали, и они будут готовы к нашему появлению.
Мы быстро переместились в другой конец вагона и прижались к обеим сторонам дверного проема. Тристан кивнул, и я резко открыл дверь.
Раздался звук пулеметной очереди. Я отпрянул, пули изрешетили дверной проем, высекая искры из перил и металлических стен. Солдаты, в конце концов, решили взять инициативу в свои руки, а не ждать, когда мы прорвемся в вагон. Судя по звуку, двое стояли по обеим сторонам проема, выпуская в нас короткие очереди по три патрона. Мы с Тристаном прижались к стене по другую сторону, вокруг нас разлетались искры от пуль. У меня в руках была световая граната, но солдаты не давали нам возможности нанести открытый удар. Если я сейчас высунусь из укрытия, схвачу пулю.
Сверху послышался рев, звук взмахов крыльев, и внезапно нас и солдат разделила пелена огня. Яркая вспышка невероятно горячего пламени – и поток пуль прервался руганью и встревоженными криками. Тень поднялась наверх и исчезла из виду, прежде чем ее можно было хорошо рассмотреть, но солдаты несколько секунд провожали ее изумленными взглядами. Этой передышки мне хватило, чтобы высунуться и бросить гранату им под ноги.
Взрывной волной одного из солдат отбросило к стене. Он рухнул на пол и больше не шевелился. Второй солдат перекатился назад, развернулся, но Тристан бросился между вагонами, пнул его в живот и сильно ударил в висок. Солдат рухнул без сознания.
Путь к нашей цели был свободен. Пригнувшись, мы быстро прошли в вагон, ожидая, что нас подстерегают другие солдаты, но в вагоне больше никого не было. Единственным предметом интерьера здесь был узкий деревянный стол, стоящий посреди вагона, и лампа, светившая ярким оранжевым светом. На столе лежал длинный сверкающий металлический футляр.
Тристан выдохнул, протянул руку и коснулся футляра. Почти со стопроцентной уверенностью можно сказать, что именно этот кейс и есть наша цель. Но нам нужно было в этом удостовериться. Футляр оказался закрыт на замок, но эта проблема была решена при помощи пары усиленных кусачек. Откинув защелку, Тристан открыл кейс.
– О, да, – пробормотал он, открыв крышку.
Длинный, очень длинный вороненый ствол покоился в отформовке плотной поролоновой подложки кейса. Он был гораздо длиннее ствола обычной винтовки и раза в три толще. Очевидно, что его создавали для стрельбы с сошек[3] или станка[4]: трудно представить, что его может поднять один человек, и совсем немыслимо стрелять из такого с плеча. Винтовка была разобрана: ее многочисленные части аккуратно покоились каждая в своей выемке, но Тристан с почти маниакальным блеском в глазах продолжал зачарованно поглаживать чудовищный ствол.
– Здравствуй, красавица, – промурлыкал Тристан. – Хочешь пойти со мной?
Я закатил глаза.
– Эй, Ромео, потом пригласишь ее на свидание. Нам пора.
И почти сразу же дверь в дальнем конце вагона вынесло взрывом. Сердитые голоса эхом донеслись через барьер. Солдаты уже спешили сюда.
– Черт, – Тристан со щелчком закрыл кейс и поднял его со стола. Он был слишком тяжелым, унести его в одиночку было практически нереально, но солдат стиснул зубы и поспешил к двери. – Идем.
Мы покинули вагон, поторопились к лестнице и вместе смогли затащить кейс с прототипом на крышу. Сильный холодный ветер хлестал по нам, а в обоих направлениях тянулись крыши пустых вагонов.
– Так, – выдохнул Тристан, крепко сжимая кейс и глядя вверх. – Где черти носят этих ящеров? Мы здесь как на ладони.
– Они будут здесь…
– Ни с места!
Я поднял голову. На крышу вагона, с другой стороны, поднялось трое солдат. Два держали нас под прицелом винтовок. Последний, тот, что был впереди, похоже, являлся капитаном или сержантом, потому что его форма отличалась от формы двух солдат, стоящих у него за спиной. Я поднял руки. Он подошел к нам и ухмыльнулся.
– Так, так. Все, парни, конечная, – он говорил с едва заметным южным акцентом, с придыханием и как-то щеголевато. – Думаю, мне стоит отдать вам должное за этот маленький грабеж. Хотя я, хоть убей, не знаю, что вы собирались делать дальше, отсюда разве что на крыльях улететь можно.
Тристан фыркнул, пытаясь скрыть смех за достаточно неестественным кашлем, но ему никого не удалось обмануть. Офицер прищурился и направил мне в лицо черный пистолет.
– Положи кейс и отойди назад, немедленно, – потребовал он. – Без резких движений, так, чтобы я видел твои руки.
Мы и не подумали ему подчиниться. Он стал серьезнее.
– Я не хочу вас убивать, – сказал мужчина, когда солдаты за его спиной взяли нас на прицел. – Все кончено. Вы можете либо прыгнуть и умереть, либо получить повышенную дозу свинца в организм – и умереть. Или можете сдаться – и пожить еще немного. Лично я выбрал бы последний вариант.
Над деревьями пронеслась стремительная тень, и я улыбнулся.
– Но
