Потом она легла спать. Поставив видео на ускоренное воспроизведение, доктор искал изменения в лице, проблески чувств во сне, когда Риденхауэр не контролировала себя. Но она безмятежно проспала всю ночь. Проснулась Джанет за полчаса до подъёма и успела утром сделать зарядку снова. Но если вечерняя зарядка по впечатлению Крейна была направлена больше на расслабление, то утренняя — на растяжки и поддержание организма в хорошей физической форме.
И всё. После зарядки Риденхауэр села на стул, где сидела по настоящее время, почти не шевелясь…
— Доброе утро, — голос Джонатана был холодным и бесстрастным.
Девушка не шевельнулась.
— Как спалось, мисс Риденхауэр?.. Джанет, вы не возражаете, если я буду называть вас на ты?.. Ты подумала о том, что я тебе вчера говорил? Или тебе нужно ещё время?
Никакой реакции. Джонатан ощутил лёгкое раздражение. Давно уже никто не мог вывести его из равновесия.
— Джанет, ты будешь со мной разговаривать?
Бесполезно. Ни звука в ответ. Крейн тяжело вздохнул и покинул палату.
В течение нескольких последующих дней, наблюдая за девушкой во время её пребывания в «обществе», Крейн заметил, как Джанет безучастно сидит, глядя в пустоту перед собой. Такое ощущение, что мыслями она была далеко-далеко, если таковые вообще в её голове имелись. А руки в это время двигались так, словно зашивали невидимыми иголкой и ниткой невидимую ткань.
Джонатан отвернулся от экрана и нахмурился. Что это? Ослабление контроля за телом вследствие приёма лекарств, которые он назначил ей в надежде на то, что ему удастся лишить её этого вот безмятежного спокойствия? Или она что-то пытается сказать? Насколько осознано это движение? Он вызвал медсестру и распорядился:
— Риденхауэр во время посещения общей комнаты выдавать кусок ткани и иголку с ниткой.
— Но, доктор Крейн, выдавать острые предметы больным запрещено.
Доктор пронзил её таким взглядом, что женщина невольно поёжилась.
— Во-первых, в общей комнате ведётся постоянное наблюдение, во-вторых, надо как-то попробовать выйти на контакт с девушкой. Она была швеёй. Возможно, что занятие привычным делом успокоит её, расслабит.
— Как скажете, — спорить с Крейном персонал не рисковал.
Доктор вызывал почему-то неосознанный ужас, а его взгляд просто приковывал к месту. К тому же ходили слухи, что те, кто осмеливался перечить доктору, сходили с ума…
Так получилось, что Джанет теперь не просто сидела в общей комнате, а что-то шила и вышивала на кусочке ткани, ей выделенном, беспрестанно теребя его в руках. Иногда её лицо озарялось улыбкой при этом. Но ненадолго, вскоре оно вновь сменялось безмятежным выражением лица. Глядя на нее, складывалось ощущение, что девушка абсолютно счастлива, несмотря на то, что находится в самой мрачной тюрьме-клинике Готэма.
***
Охранник устало потёр глаза и потянулся. Он ненадолго отвлёкся от созерцания экранов, следящих за больными, в том числе и за комнатой общего пребывания, где в этот момент находились Джанет и ещё один пациент. Остальные то ли не хотели, то ли им запретили, а кто-то и на прогулку ушёл. Так или иначе, двое больных остались одни в общей комнате. Двое самых безобидных больных по мнению всех. В течение недели, что Джанет уже провела здесь, охранники внимательно наблюдали за ней и остальными больными. Их усыпляющее спокойствие расслабляло и не предполагало ничего интересного. Ну что может быть интересного в мужчине средних лет, который сидел в своём кресле, слегка покачиваясь, и в блеклой девчушке, которая сидела, почти не шевелясь и глядя в пустоту перед собой абсолютно безмятежным взглядом? Вот уж кто был счастлив, так это именно эти двое — ничего не понимали, ничего не осознавали, ничего не желали.
А потому охранник встал и пошёл налить себе чай в угол своей каморки. И именно в тот момент, когда он отвлёкся, на экране, транслирующем изображение с камеры наблюдения комнаты общего пребывания, стало происходить что-то странное. Джанет подняла голову, оторвавшись от своего занятия, быстро стрельнула глазами по сторонам, в том числе и на камеру, которую заприметила давно. Затем девушка бесшумно поднялась со своего места и взяла свой стул. Резкий удар по голове вырубил второго пациента, находящегося здесь, а потом ещё один взмах — и разбитая камера перестала работать. Затем девушка метнулась к двери и быстро зафиксировала её стулом так, чтобы нельзя было открыть. Дьявольски улыбнувшись, Риденхауэр подняла своё шитье, вытащила нитку с иголкой, перевернула мужчину на спину и уселась на него сверху. Невозмутимо девушка начала свою работу…
Когда взмыленные охранники, а вместе с ними и медперсонал ворвались внутрь, они застыли.
— Мать моя, — позеленел один.
Второй закрыл глаза и отвернулся. Санитары ошалело захлопали глазами.
— Что произошло? — как всегда невозмутимый доктор Крейн, которому доложили о ЧП, появился в комнате.
Джанет сидела на другом стуле на прежнем месте и, безмятежно улыбаясь, шила свой кусок ткани. Всё было так, как и всегда. Исключая одно. Второй пациент извивался на полу, широко выпучив глаза. Он стонал от боли, но не мог даже открыть рот, чтобы закричать. Потому что его рот был крепко зашит нитками. Все с ужасом уставились на девушку, казалось, не замечающую окружающую суету.
Крейн бесстрастно осмотрел всё и подошёл к девушке.
— Мисс Риденхауэр. Джанет, это ты сделала?
Тишина. Она даже головы не подняла, казалось, снова впав в своё непрошибаемое состояние. Доктор
