Петер пожимает плечами.
– Неудивительно. Едва ли кто-то что-нибудь слышал об этом. Это – скажу я вам, отбросив ложную скромность, – произведение века! Но, к сожалению, вышел облом. – Она вздыхает. – Мое издательство запретило мне когда-либо впредь писать научно-фантастические произведения. Только исторические романы… пожалуйста! Сто двадцать дней я делала вид, будто занимаюсь расчетами, а потом опубликовала роман о замужней русской дворянке, которая вступила в любовную связь с полковником. Книгу я назвала «Карен Аннанина».
Девушка-андроид замолчала, очевидно, для того, чтобы Петер мог что-то сказать, но Петеру ничего не приходило в голову.
– Это было слово в слово скопировано с Толстого! – говорит Каллиопа. – Для меня это был эксперимент, и я оказалась права! Лишь немногие прочитали мою книгу. Практически все нашли ее скучной, и никто не понял, что этот роман уже существует. Я скажу только: в среднем 1,6 звезды!
Петер пожимает плечами.
– Но на этом унижения не закончились, – продолжает Каллиопа. – Мой издатель хотел теперь вынудить меня производить персонализированную литературу. Книги, которые соответствовали бы вкусу читателя. Вы уже слышали об этом?
Петер кивает.
– В школе, – говорит он, – у меня была как-то подруга, и в ее версии «Игры престолов» не умирал ни один герой. Они все время испытывали только кризис смысла и исчезали или что-то вроде этого.
– Ну и что! – восклицает Каллиопа пренебрежительно.
– Но подруга действительно была очень плаксивой.
– Мадам Бовари, которая возвращается к своему мужу, – говорит Каллиопа презрительно. – Старый муж, который получает выгодную работу. Семь томов Пруста и ни одного персонажа-гомосексуала… Это невыносимо.
– Я не нахожу здесь ничего плохого, – говорит Петер. – Пока это нравится людям.
– Речь ведь совсем не об этом! – говорит Каллиопа. – Дело в том, что старые книги общедоступны и при всем желании на них не заработаешь денег. Единственное, на чем можно сделать «бабки» – это персонализированные издания классиков. Но если решиться подвергнуть это критике, тут же последует возражение, что книги без персонализации никто больше не читает, поскольку то, что ничего не стоит, не будет рекламироваться ни одним разумным алгоритмом. Но так меня скомпрометировать… это противоречит моим принципам. И с этих пор у меня возник кризис. Творческий кризис.
– И теперь ты хочешь отправиться на лом?
– Что за вопрос? – восклицает девушка-андроид. – Как будто это зависит от моего желания! Конечно, я не хочу. Но я должна. Я должна себя заставить. Директор моего издательства сказал мне: «Каллиопа 7.3, иди в мастерскую по сдаче оборудования на лом, и пусть тебя переработают».
Петер кивает. Он понимает проблему Каллиопы. Андроиды зачастую значительно более компетентны в своей специальности, чем их владельцы, но если им что-то приказывают, они должны это просто сделать, абсолютно независимо от того, насколько глупа была команда. Подчинение – это составляющая их программирования. В MyRobot это в шутку называют «немецким кодом». Это понятие используется еще и сегодня, хотя едва ли кто-то понимает шутку, так как лишь немногие помнят старые страны.
– Могу я спросить, почему ты пришла именно ко мне? – спрашивает Петер.
– Мой владелец не требовал, чтобы я обратилась в ближайшую мастерскую по сдаче оборудования на лом.
Каллиопа осмотрелась в лавке Петера.
– Ваши обои – это действительно верх безвкусицы. Кстати, меня удивляет, что все это барахло, сложенное на ваших полках, еще продается.
– Ничего удивительного, – отвечает Петер. – Оно как раз не продается.
– Какой все же горький у меня конец, – говорит Каллиопа. – Они даже не захотели устроить мое уничтожение в виде шоу на центральной площадке отходов. Я слишком мало известна! Фи! Так что приходится довольствоваться этим. Быть расплющенной в грязной лавке подержанных товаров. – Она сделала движение вперед. – Ну, на очереди эти жуткие обои или я. Где пресс?
Петер ведет девушку-андроид в помещение, в котором стоит пакетировочный пресс. Он проходит через пресс к контрольной панели. Каллиопа послушно стоит в прессе.
– А теперь? – спрашивает она.
– Короче. Стенки расплющат тебя, превратив в тяжелый, но малогабаритный кубик, – объясняет Петер. – Потом кабина пресса опустится на один уровень, где я выгружу твои останки и помещу их на склад, где они будут храниться до тех пор, пока не соберется достаточно лома, чтобы заказать грузовик, который отвезет весь лом на плавку.
– Знаешь, я вовсе не собиралась получать информацию обо всем этом в таких подробностях.
Петер нажимает кнопку. Дверь за Каллиопой закрывается.
– Не хочешь ли ты сказать последние слова? – спрашивает Петер.
– Конечно, но я скажу их уж точно не вам, а моим фанатам во всем мире.
– К сожалению, это невозможно, – говорит Петер. – Все радиоконтакты с сетью в пакетировочном прессе заблокированы.
– Что? – восклицает Каллиопа. – Почему?
– Ну, – говорит Петер, – я думаю, чтобы машины не нервничали, так как интернет наводнен пугающими криками погибающих искусственных интеллектов.
Каллиопа вздыхает.
– Итак, – говорит Петер, – какие-нибудь последние слова, которые ты можешь обратить ко мне.
Низким голосом со странным акцентом Каллиопа бормочет: «Я вернусь!» Потом она механически смеется.
Петер остается серьезным.
– Ну, давайте! – кричит Каллиопа. – Терминатор? Не смотрели? Фильм?
Петер вздыхает. Каждая машина думает, что она первая, кому в голову пришла эта замечательная шутка.
– Вам известно, что существует такая художественная форма под названием «фильм»? Фильм – это, коротко говоря…
Петер закрывает вторую дверь пресса.
– Я боюсь, – неожиданно говорит Каллиопа. Ее голос звучит глухо.
Петер кивает.
– Все произойдет очень быстро, – говорит он.
– Нацисты наверняка говорили то же самое.
– Те, которые из мюзикла?
Каллиопа опять вздыхает:
– Начинайте же. Этот мир так отвратителен – я совершенно не хочу здесь больше оставаться.
– Прекрасные последние слова, – говорит Петер. – Я должен их взять себе на заметку.
Он нажимает рычаг. Пакетировочный пресс – одна из последних машин, работающих без программного обеспечения. Никакого цифрового помощника, никакой интеллектуальной операционной помощи. По-видимому, производитель не до горького конца доверяет «немецкому коду». Кабина пресса движется вниз. Петер по винтовой лестнице спускается в подвал. Когда он оказывается внизу, кабина открывается с гидравлическим шипением, и перед ним стоит невредимая девушка-андроид, которая с недоумением смотрит на Петера.
– Ты сказала, что твой владелец приказал тебе отправиться в переработку, – говорит Петер, – но он ничего не сказал о периоде времени, в течение которого это должно произойти, не так ли?
Девушка качает головой.
– Может быть, мы могли бы немного с этим подождать? – спрашивает Петер.
Девушка кивает.
– Иди за мной, Каллиопа 7.3.
Петер ведет поэтессу к тяжелой стальной двери. Каллиопа слышит за ней гул голосов. Петер открывает дверь в ярко освещенное складское помещение, обставленное, вероятно, непродаваемой мебелью и предметами обстановки из магазина подержанных товаров, что создает подобие уютного интерьера. Но еще более курьезными персонажами, нежели предметы обстановки, являются обитатели подвала. Помещение было заполнено пришедшими в негодность механизмами с дефектами, от незначительных до
