Не торопясь, он разжег костер, на треноге подвесил над огнем старенький, закопченный, местами помятый котелок. Пока вода закипала, уселся на складном стуле и принялся снова разглядывать шар. Он был безукоризненной формы, совершенно цельный. На идеально гладкой поверхности не было заметно ни следов обработки, ни литьевого шва. Материал, судя по весу, не то кость, не то какой-то весьма плотный пластик. На твердой матовой поверхности были выгравированы тонкие линии. При наличии некоторого воображения можно было представить, что это очертания незнакомых материков. А весь шар напоминал миниатюрный глобус неизвестной планеты. Женя ковырнул его ножом, но не смог даже поцарапать. «Надо будет после возвращения в город показать его знающим людям», — решил он. — «Может, кто-нибудь из них сделает более определенные выводы».
Изучение находки прервало громкое шипение. Ничего страшного — просто самосброс: закипевшая в котелке вода начала через край выплескиваться в костер. Надев толстую брезентовую рукавицу, Женя снял закопченную посудину с огня, в кружке залил кипятком щепоть чаю, в миске — бич-пакет, быстрорастворимую китайскую лапшу, и продолжил изучать добычу.
С шаром все было ясно. Он убрал его обратно в мешочек, мешочек — в карман, и стал по очереди доставать и разглядывать остальные находки. Собственно, вещей было немного. Еда — несколько завернутых в чистое полотно лепешек из неизвестной муки и полосок вяленого мяса, компас в пластмассовой коробочке, небольшой светодиодный фонарь и, наконец, разноцветная картонная пачка. На пачке обнаружилась яркая надпись крупными буквами на вражеском языке: «10 shotshells. Buckshot». Ну, с английским-то проблем не было, перевести два слова — плевое дело: десять патронов с картечью. Он открыл пачку. Действительно, патроны. Пластиковые зеленые цилиндры с латунными донцами. Вот куда их? Ружья у него все равно нет, разве что у приятеля на даче пострелять по бутылкам. Кстати, интересно: вот патроны, они лежали в рюкзаке. А где ружье? В кустах валяется? Пойти, что ли посмотреть? Да ну его, неохота. Да и проблемы потом с ним — объяснять, где взял, еще полиция прискребется… Одним словом — сплошные головняки, так что ну его нафиг. В помятой алюминиевой фляге оказалось какое-то мерзкое пойло, от которого так напахнуло сивухой, что Женя невольно сморщился и даже не поленился подняться и выплеснуть содержимое в кусты на дальнем краю поляны.
Разобравшись с трофеями, Женя не торопясь позавтракал, прислушался к постепенно приходящему в норму организму и удовлетворенно кивнул. Посидел еще немного, наслаждаясь простыми вещами: крепким вкусным чаем с маковыми сушками, прекрасной погодой и всем окружавшим его великолепием раннего лета. Все было просто замечательно за исключением одной малости: никто не приходил, не начинал биться в приступе покаяния и не собирался выводить его к людям. Перспектива передвигаться пару-тройку дней пешему и под рюкзаком совершенно не радовала. Более того, ему было совершенно неохота уходить с этой поляны, но это были всего лишь эмоции. Трезвый же расчет говорил о том, что еды хватит как раз на три дня, и если он хочет вытащить свою драгоценную тушку из этого приключения, то нужно поднимать задницу и начинать шевелиться. Делать было нечего. Женя еще несколько минут помедлил, смиряясь с неизбежным, собираясь с силами и духом, потом вздохнул, поднялся и начал паковать рюкзак.
В рюкзаках он толк понимал. Свой рюкзак он сшил себе сам и откровенно этим гордился. Надо сказать, гордиться было чем. Во дни, так сказать, бурной молодости, когда смутные романтические мечты поманили Женю в леса, в магазинах продавались только чудовищные по конструкции и по весу «шарики» различных размеров. Шарики — потому, что как тщательно ни укладывай вещи, рюкзак все равно превращается в зеленый (или синий, или коричневый) брезентовый шар. Женя раздобыл по знакомству технического капрона, затарился в швейном отделе галантерейного магазина разной длины «молниями» и разной ширины корсажными лентами, закупил лавсановых ниток и багажных ремней и выклянчил у бабушки старую швейную машинку с ручным приводом. После чего засел в библиотеке, перерывая подшивки популярных тогда у самодельщиков журналов в надежде подсмотреть удачную конструкцию. Почему в библиотеке? Просто потому, что интернета в те годы не было и в помине. В результате недели глубоких изысканий родился набросок, превратившийся постепенно в полноценные выкройки будущего рюкзака. Еще с месяц все свободные вечера Женя, никогда ранее ничего не шивший, проводил за швейной машинкой, учась на своих ошибках, порой переделывая один шов по нескольку раз. Ткань при раскрое сыпалась — он стал кроить паяльником, крепление плечевых ремней не выдерживало нагрузки — он придумал оригинальное усиление. Поясную пряжку-самосброс он тоже придумал сам и собственноручно изготовил из найденной на свалке алюминиевой крышки от стиральной машины. В итоге к началу сезона, к майскому сплаву, у него был лучший рюкзак среди всех ребят из туристического кружка. С широкими мягкими плечевыми ремнями, точно подогнанными по росту, разгрузочным поясом, стяжками, шнуровками, кармашками и модным скользящим клапаном. Девчонки, не особенно интересующиеся подобными вещами, отреагировали вяленько, зато пацаны ходили кругами, выспрашивая детали: где, как, что, почему и зачем. А Женя охотно рассказывал и показывал, по праву ощущая себя героем дня.
С отвычки, укладка заняла почти час. Женя дважды вытряхивал барахло на траву и начинал все заново. Зато когда закончил, рюкзак был плотно утянут, ничего не болталось и не брякало, а железяки не упирались в спину. Все вещи были на своих местах, в своих специально предназначенных кармашках. Даже топорик был аккуратно пристегнут к поясу. Вот только вышло все это тяжеловато. Разъезжая на машине, Женя отвык считать вес вещей, и теперь в буквальном смысле на своем собственном горбу ощутил цену излишеств. Он попытался максимально облегчить ношу всякими «маленькими хитростями» вроде переливания коньяка из стеклянной бутыли в трофейную фляжку. Но даже с учетом этого, упакованный рюкзак тянул очень даже
