– Ну давай, урод. Проверим, чего ты стоишь.
Рингил бросился вперед оскалившись, высоко поднял Друга Воронов и одновременно резко пнул врага по ногам. Его удар отразили с громким лязгом – ничего удивительного, недостаток равновесия сделал движение медленным и неизящным. А вот сапог попал в цель: ударил то ли по голени, то ли по колену. Двенда пошатнулся. Рингил продолжил натиск, размахивая щитом туда-сюда, по необходимости, выискивая брешь. Они обменялись ударами. Рингил воспользовался шансом, сцепил Друга Воронов с мечом двенды и отвел оба клинка в сторону. Он подобрался достаточно близко, чтобы нанести двенде сильный удар щитом и попытаться с помощью ихельтетского приема сбить тварь с ног. Не сработало: он отвык от веса доспехов и был неуклюж, поэтому двенда не упал. Но он явно не восстановил равновесие. Рингил заорал олдрейну в невидимое, закрытое гладким забралом лицо и обрушил на противника шквал атак. В ответ другой меч взмыл с такой скоростью, что превратился в расплывчатое пятно. Вот он ударил по шлему и отскочил, вот со скрежетом скользнул по кирасе. Рингил не дрогнул, его атака заставила двенду отступить. Крин дал преимущество, которого у него не было в бою с Ситлоу, а привычка напрочь избавила от страха, который окутанная синим пламенем фигура могла бы внушить раньше.
Он убил двенду.
Это пришло из ниоткуда, как дар темных сил. Одетая в черное фигура отступила почти к дощатой стене лодочного сарая, а потом внезапно прыгнула на Рингила. Олдрейн оторвался от земли, но без той эфемерной грации, которую Ситлоу обратил против своего врага в подвале Терипа Хейла, к тому же не очень высоко и быстро – или, может, крин все упростил. Рингил увернулся, рубанул Другом Воронов, и из-под шлема двенды раздался приглушенный крик. Клинок глубоко вонзился в бедро, прямо сквозь черную ткань, похожую на кольчугу. Рингил почувствовал, как он ударился о кость, и инстинктивно повернул оружие, дернул назад, высвобождая. Двенда рухнул, не завершив прыжок, тяжело ударился о землю, попытался встать, опираясь на поврежденную ногу, и снова упал. Рингил шагнул вперед и ударил, целясь в правое плечо. Олдрейн вновь закричал – кириатский клинок опять глубоко вонзился в его тело. Он забарахтался, задергался, его меч куда-то девался. Рингил пинком перевернул врага на спину, встал ногой ему на грудь и пронзил горло Другом Воронов. Двенда содрогнулся, как жук, проткнутый булавкой, и судорожно попытался втянуть воздух. Рингил не убрал ногу, подвигал мечом туда-сюда для гарантии, а потом выдернул. Из-под края странно гладкого шлема хлынула кровь, а двенда еще раз содрогнулся и затих.
Рингил запрокинул голову и завыл.
С другого конца улицы донесся чей-то негромкий вой, но кто или что ему ответило, Рингил не знал.
* * *Эгар встретил первого нападающего при свете факелов на ступеньках блокгауза. Синее пламя сбило его с толку на пару секунд, но он выслушал лекцию Рингила, как и остальные. Он не дрогнул, отыскал черную фигуру в центре бури и ударил копьем-посохом на уровне колена. Куда-то попал, но не ощутил глухого удара, к которому привык. Все равно что покрутил оружием в глубокой воде. Двенда шевельнулся в центре сияния и, кажется, коротко рассмеялся.
Длинный, тонкий клинок нацелился на маджака.
Эгар блокировал удар, одновременно развернулся и атаковал копьем, что было сил. Двенда отпрянул, будто выжидая.
Только синее пламя сверху предупредило Драконью Погибель.
Он увидел отражение в луже, что появилась благодаря криво положенной каменной плите на мостовой: пламя холодно мерцало, явно не завися от света факелов на стене блокгауза. Он мгновенно все понял на каком-то глубинном уровне и развернулся как раз в тот момент, когда с крыши блокгауза спрыгнул второй противник. Эгар успел поднять копье-посох на высоту груди, ударил нападавшего древком и швырнул на землю. От удара он был вынужден отступить на пару шагов и – с трудом – остался на ногах. Он увидел, как двенда пришел в себя, вскочил, все еще еле различимый в синем сиянии бури, и понял, что первый противник вот-вот накинется на него слева. Краем глаза заметил, что именно это и случилось. Не было времени на осознанные маневры: Эгар рефлекторно сменил позицию и опять поднял копье на высоту груди, крепко держа его горизонтально. Правый конец вынудил второго двенду отпрянуть, спотыкаясь – может, он даже был ранен, хотя не факт, – а левый превратился в смертоносный вертел, указывающий Эгару за плечо.
Первый двенда налетел прямо на него.
Он почувствовал удар и все понял, не оглядываясь назад. Хмыкнул и крутанул древко копья – двенда взвизгнул. Теперь маджак обернулся, увидел нанесенный ущерб и выдернул острие. Раненый двенда обессиленно попятился, выронив меч и прижав обе руки к ране, которую оставило оружие. Эгар издал вой берсеркера и развернулся в ту сторону, откуда на него надвигался второй двенда, держа меч обеими руками. Последние язычки синего пламени мерцали вокруг его конечностей.
– Твоя очередь, – мрачно сообщил Эгар и бросился вперед.
Внутри блокгауза раздались крики.
* * *Арчет сражалась в вихре крина и клинков.
Убийца Призраков исчез из ее руки, вогнанный по самую рукоять в спину двенды, и не было времени его вытащить, потому что нужно было двигаться, нападать, уклоняться и снова бросаться вперед. Хохотушка тускло мерцала в углу, брошенная по ошибке, потраченная зря. Она сражалась Проблеском Ленты и Падающим Ангелом, обеими руками, а Безжалостный все еще оставался в чехле на спине. От пореза мечом по лицу текла кровь, в горле вибрировал пронзительный боевой кириатский крик, а вокруг повсюду лежали трупы.
– Индаманинармал! – Слоги высокого кирского лились из ее рта безудержным ядовитым потоком. – Дом моего отца! Индаманинармал!
Двенды хлынули в блокгауз, как горящие синие призраки, и все произошло именно так, как предупреждал Рингил. Она была в комнате на башне, когда атака началась, услышала вопли паники и помчалась вниз по лестнице. За первым же поворотом ей повстречался идущий наверх двенда, весь из синего пламени, в сердцевине которого двигалась темная фигура. Она на полной скорости врезалась в это существо и прошла насквозь, чувствуя сопротивление – и все же ей удалось выйти с другой стороны целой и невредимой. «Некогда, мать твою, некогда!» Она одолела оставшиеся ступени, чуть не падая, и ворвалась в главное помещение блокгауза. Там царил
