Подвал. Холодно, сыро, больно. Слюна блестит на оскаленных клыках.
Оборотни. Бешенных и злые потеряшки. Ребенок. Изгиб длинных, слипшихся от слез ресниц и острое, все в бурых подтеках плечо. Звон ржавого, тяжёлого ошейника и тихий плач сквозь обкусанные, до крови. губы. Выпирающие позвонки, тонкие дуги ребер. Жажда, что сводит с ума. Он не пил уже три дня! И в зелёных глазах животный страх и немой вопрос «За что?»
Волосы на затылке зашевелились от ужаса. И она рывком дернулась вперёд. хватаясь за ошейник. Его надо освободить! Этого испуганного и замученного ребенка! И ледяная, выпачканная ржавчиной и кровью сталь лопнула от первого же усилия. Рассыпалась трухой между пальцев, а уши наполнил громкий плач… женщины? И стук каблуков.
Из глаз брызнули слезы. Кубарем скатившись вниз, Милолика больно стукнулась спиной обо что-то твердое. Пространство исказилось, приобретая знакомые очертания. Машина. Кожа, бензин и медикаменты… И Руслан. Тоже на полу. Среди окровавленных и смятых салфеток, он громко кашлял, хватаясь за горло. Из раны снова сочилась кровь, а на шее алели глубокие царапины.
— Пи… ка…, - просипел, глядя на нее потемневшими, почти черными глазами, — Она…
И опять кашель. Машина стояла на месте. Водителя нет…
— Руслан! Я… Я не хотела! — бросилась к нему, обнимая и помогая сесть на сиденье, — Тебе плохо, да?! Что я сделала?!
— Дар, — просипел едва слышно. А сам весь мокрый, как водой облитый, — Это твой…
Дар. У моей матери были туфли… с железными набойками. Она… плакала… Я вспомнил. Сидела рядом, когда я… Когда меня нашли. По голове гладила и плакала!
— Плакала? — прошептала в ответ Так тот мальчик — он? О, Господи…
И её тут же схватили, перетаскивая на колени.
— Всегда думал, что это мать меня туда запихнула, — зашептал, прижимая ее голову к своему плечу, — Чтобы или сломать или крепче сделать. Она… Она бредила идеей сильного вожака. Двадцать один год с этим жил. Ненавидел ее. Задыхался от проклятого ошейника. Никак избавиться не мог! Но это — не она… Мать Волчица…
Не она!
— А кто? — пискнула чуть слышно. А внутри до сих пор ужас. И в ушах злое рычание потеряшек. А ещё плохо так… Будто на изнанку вывернули и выжали! Спать хочется, невозможно просто! И волчица стонет, усталая и совершенно испуганная.
— Неважно кто. Может отец. Виола или конкуренты… Но не она — и это главное.
Только это главное…
Шепот становился все неразборчивое. Где-то хлопнула дверь. заиграл мобильник.
Глаза закрывались. Веки, сделались тяжёлыми и непослушными, а волчица скрутилась в серенький меховой клубок, пряча нос в пушистом хвосте. Им надо отдохнуть. Всего минуточку…
* * *Руслан
Он так и принес ее спящую в коттедж. На руках, не чувствуя боли в простреленном, но уже заживающем плече. Грозова выскочила на встречу, глаза красные от слез, личико опухшее. Кинулась к ним и так в двух шагах и застыла, прижимая пальцы к губам и шепча что-то неразборчивое. Вокруг суетились оборотни, весь дом. как муравейник. И мобильник скоро расплавится. Зачистка полным ходом шла, есть пострадавшие. Растяжек и ловушек в лесу ныне покойного Гричко с избытком было.
Не глядя на причитающуюся и семенящую следом волчицу занёс на третий этаж.
Там уже Белова поджидала. И Олежка.
— Мама, мама!
Ребенок бросился к ним. Вертелся под ногами. протягивал ручки, а. когда он Милолики на постель положил, то ухватился за ее шею так, что и не отцепить.
Белова так осмотр и начала, слова против не пискнула. Да и не до этого ей сейчас.
По лицу видно, кто в мыслях засел. Жаров обалдеет, когда в себя придет.
— Истощена, состояние стабильное, — зрачок проверила и отшатнулась, — Мать Волчица!
И Грозова тут как тут.
— Что там?
— Милопика обернулась, — ответил вместо ошарашенной Беловой.
Девушка на кровать рухнула. И опять сырость давай разводить. А Олежка на всех волчонком смотрит. Жмется к маме, гладит своими ладошками.
И Руслан сам бы рядом лег Прижал к себе и целовал, ее спящую, дышал полной грудью чувствуя, что нет больше этого чертового ошейника. Исчез он, рассыпался пылью, а грязь детских воспоминаний словно завернули в прозрачный и бесконечно прочный пакет. Руслан все так же мог припомнить любую мелочь, и какой масти был каждый из потеряшек, но эти мысли больше не тревожили. Не боясь замарать руки, их можно было взять и отбросить на самые задворки памяти.
— А… Дар? — очень тихо спросила Грозова.
— Работает, — он ещё раз коснулся оцарапанной шее, — И ещё как…
Заметно прихрамывая, в комнату ввалился Довлатов. Ему Влад хорошо так ногу отдавил, чтобы бегать не мог нормально. Хотя, вряд и полярник сильно сопротивлялся. Слишком старательно глаза прятал. За шкирку бы этих двоих взять… и не хочется! Когда вместо Макса Влада увидел, с сердца слово всю тяжесть легким щелчком сбили. Брат рвал соперников без жалости, лез в самую гущу, но видно Мать Волчица за ним по пятам бегала, пули только оцарапали, но не попали в цель.
— Альфа! Ребята сообщают, что в одном из домов принадлежащих Стае Гричко найдены несколько женщин. Состояние неважное. Среди них одна ведьма и…, — покосился на девушку, — мать Милолики.
Перед глазами полыхнуло алым. Он с этой сукой лично побеседует А потом отправит ее, чипированную, как собаку, в глушь. где нужник на улице и электричество по расписанию.
— Всех доставить сюда. Никого, — произнес с нажимом, — не трогать. Ведьму в том числе. Даже когтем, ясно?
— Сделаем, — бросив на Грозову долгий взгляд, Макс опять скрылся за дверями. Не до любезностей сейчас.
И ему нужно заставить себя выйти из комнаты. Перестать с такой жадностью и тоской смотреть на хрупкую. неподвижную девушку среди мягких, нежно лавандовых подушек. У них будет время. Много времени. А пока нужно позаботиться и о других. Демидовой набрать, пусть свою подопечную забирают. Что бы ни двигало Верховной, но ее помощь он не забудет никогда. Может они не станут закадычными друзьями, и все же вражда оборотней и ведьм за это короткое время обзавелась сетью глубоких трещин.
— Альфа, Вам нужно обработать ранение, — подошла к нему Белова, — Идемте, Вашей паре
