Нил Обстадт показал рукой на пленников.
– Они зафиксированы?
– В наручниках, и опутаны продетым через наручники кабелем, – ответила Деларава.
– Полагаю, – продолжил он, – все пятеро гостей умрут еще до заката?
– Деларава закатила глаза.
– Если вы упорно не желаете употреблять цивилизованное иносказание…
– Вы их убьете или нет? Я не могу ждать весь день, – поверьте, и вы тоже.
– Чтоб тебя, Нил. Да.
– Следовательно, я могу говорить свободно. Некий дымковый дилер по имени Шерман Окс продал мне мертвого призрака. Впрочем, они же все мертвые, не так ли? Но этот сгнил, и теперь он застрял у меня в голове – стоит в протоке, и теперь я больше не могу употребить ни единого призрака. При попытке съесть призрак я лишь вдыхаю закись азота, но не добавляю жизни. А содержащаяся в дозе жизнь выходит вместе с выдохом. Никакой пользы для меня. Вы сталкивались с подобным?
– Слышала о таком, – осторожно ответила Деларава.
– Я знаю, как это исправить, – заговорил Шерман Окс, чем удивил Салливана, который думал, что однорукий в изодранной и поношенной одежде был практически без сознания.
– Я тоже, – практически одновременно произнесли Салливан и Кути.
– Меня зовут Шерман Окс-с-с… – сказал однорукий.
Он продолжал выдыхать окончание предложения, и его выдох не заканчивался, а со свистом выходил из него, словно его рот был распахнувшимся, продуваемым ветрами каньоном, которые выносили оттуда поющие голоса полудюжины маленьких девочек:
Раз пустозвон на свете жил,Однажды сад он посадил.И начал сад тот подрастать —Как будто снег его накрыл.Обстадт запустил руку в пиджак и плавно достал полуавтоматический, из нержавеющей стали, пистолет 45-го калибра – заряженный. Салливан беспомощно посмотрел на Элизелд и кивнул. «Точно такой же пистолет, – подумал он. – Господи, помоги».
А снег растаял и уплыл, —продолжал распевать хор девочек из обмякшего рта Шермана Окса, —
Как тот корабль, что без ветрил,Корабль поднял все парусаИ стал как птица без хвоста.За спиной Салливана сильные пальцы левой руки быстро выломали из куска расчески еще один редкий зубчик и снова принялись засовывать его в зазор наручников под колесико защелки. На этот раз он не стал пытаться помогать своим рукам.
А птица та, что без хвоста,Орлом взвилась под небеса,И гром на небе заворчал,Как лев за дверью зарычал.– Какого черта?! – выкрикнул Обстадт, навел пистолет на Окса и рявкнул еще громче: – Заткнись!
– Салливан заметил, что оружие уже снято с предохранителя.
Голоса продолжали петь с деловитым прилежанием прыгающего через скакалку ребенка; губы Окса отвисли, горловые мышцы не двигались, а на исходящее из него сопрано продолжали нанизываться слоги:
Сломалась с треском моя дверь,И как от палки боль в спине,Горит спина, как на огне,И боль пронзила сердце мне,И кровь течет из сердца вон,И смерть пришла, скажу без лжи…[70]Глаза Окса почти сошлись на переносице. Он хмурился и тряс головой, но Салливан понимал, что он не управлял происходящим, и догадывался, что это является каким-то побочным следствием того, что случилось раньше, когда однорукий так эффектно вылечился от экстрасенсорного запора.
Деларава встала, и Салливан перевел взгляд с Окса на нее: лицо ее было бледнее шпига, а губы дрожали.
– Мои малышки! – вдруг заверещала она. – Это они! Это он сожрал моих родильных девочек!
Она резво обогнула стол, вытянув перед собой обрюзгшие руки и сотрясая животом под цветистым платьем, кинулась на колени перед Оксом и присосалась губами к его всего еще выдыхающему рту.
Выдуваемый из Окса ветер, вероятно, усилился, потому что голова Деларавы откинулась, а сама она, качнувшись и размахивая руками, тяжело осела на палубу, – в носу у Салливана защекотало от запаха цветов и зеленой травы, и комната наполнилась мерцающими тенями, быстрым топотом и беспокойными детскими криками.
Тут же Салливан увидел худеньких девчушек в белых платьицах, – впрочем, это могла быть всего одна, очень шустрая худенькая девчушка, – мелькающих в комнате, словно карусель из голографических фотографий в световых импульсах, после чего видение исчезло, и он услышал удаляющиеся по коридору, в противоположную от грузовиков сторону – в глубину лабиринтов корабля, плач, смех и легкий быстрый топот.
Салливан ощутил, как металлический зубец попал в зазор механизма наручника, пальцы левой руки туго сжали дужку и отпустили – левая рука освободилась.
– Можешь взять Парганаса, – тяжело прохрипела Деларава, которая уже стояла на четвереньках и в попытке встать подтянула под себя сначала одну, потом вторую толстую ногу, – мальчишку. И Окса. – Одним уверенным движением она подняла свое грузное тело, отчего из раздувающихся ноздрей вырвались потоки яркой крови и закапали вниз на платье. – Остальных оставь мне.
Она глубоко вздохнула и вышла за дверь – в погоню за призрачными девочками.
– Подождите! – сипло горланила она, топоча по коридору и спотыкаясь на каждом шагу. – Погодите, я одна из вас! Такой веселой детворы еще не знал… Расскажите… проклятие…
Обстадт продолжал целиться в круглое лицо Шермана Окса, но уже убрал палец с предохранителя и смотрел вслед Делараве.
– Вроде того, – слабым голосом произнес Окс.
Обстадт посмотрел на него через прицел.
– Что именно?
– Что я только что сделал. Так это делается, я только что выплюнул тех призраков. Чтобы вытолкнуть гнилой призрак, нужно выбрать у себя самых шустрых и поднять их на вершину своего ума. Затем свести глаза крест-накрест, глубоко, и когда увидишь, как самый шустрый стоит на трамплине твоего ума, нужно выдохнуть и сплюнуть. Своим прыжком живой призрак выбивает прогнившего.
Салливан по-прежнему полагал, что последний приступ Окса случился непроизвольно и что девчушки-призраки сами выбрались из него, воспользовавшись нарушением герметичности его воли. Салливан сообразил, что однорукий уже не в состоянии удерживать в себе призраков, и они могут вылетать из него с любым чихом. И все же Салливан слегка удивился, когда Окс сдал важную информацию, даже не пытаясь торговаться.
Поджав ступни под диван, Салливан напряженно следил за Обстадтом.
Обстадт отшагнул назад, прислонился к столу и свел глаза крест-накрест.
Салливан услышал, как справа скрипнул диван, повернулся туда и увидел, что Брэдшоу поглядывает украдкой и словно готовится к прыжку, будто забыл, что его удерживает кабель. Салливан перехватил его взгляд и грозно нахмурился, тихонько покачав головой.
Обстадт выдохнул, одновременно подавшись вперед, при этом дуло его пистолета уставилось в пол, и кашлянул. Тут же он конвульсивно затрясся, плечи поднялись, а подбородок упал на грудь, затем плечи опустились и голова дернулась вперед, и из его разверзтых челюстей стал выдуваться черный цилиндр, – то ли ребристый, то ли со сложенными по бокам ногами, – немного задержался на зубах и выпал, шлепнувшись на пол, где принял исходную форму. Боковые неровности отделились и оказались ногами, которые бестолково барахтались в испорченном воздухе.
Салливана передернуло от вида и запаха внезапного явления, но прежде чем Обстадт мог выпрямиться, Салливан пружиной выпрыгнул с дивана, на лету выбросив вперед правую руку в
