Жмусь к Фоксу, в первый поворот захожу следом за ним, а во второй заходим синхронно. Мой соперник едет по большему радиусу, а я пытаюсь проскочить по малому, едва не прижимаясь к бортам трека.
– Донна, что ты творишь? – шипит в динамике.
В поворот заходим синхронно. Если я ошибусь в расчетах, мы притремся друг к другу боками. Но я не ошибаюсь, и из поворота выходим тоже одновременно, наши болиды разделяют лишь считаные миллиметры. Сердце вновь ускоряет свой забег, пульсируя в висках.
Прямая, финишная прямая. Четыреста метров. Каждому из нас остается жать на газ, надеяться на случай и мастерство механиков. Чей болид выжмет большую мощность? На шестигранном двигателе я бы проиграла, сомнений нет. Вообще не дошла бы до пятого места, а сейчас у меня есть шанс побороться за призовое место. Последнее, третье, самое сладкое и такое необходимое мне призовое место.
Крепко сжимаю зубы, будто это заставит ехать меня еще быстрее. Подаюсь корпусом вперед, желая лететь быстрее своего болида.
Двигатель ревет, рычит, из-под колес едва ли не летят искры. Фокс проигрывает мне. Медленно и верно. Я вырываю у него сантиметр за сантиметром, отвоевываю жалкие и такие важные доли секунды. Мощности его камней не хватает, чтобы догнать меня.
Под клетчатыми флагами судей я прохожу третьей.
И пусть заткнется тот, кто скажет, что победу в этот раз я вырвала незаслуженно! В носу щиплет от слез, в глазах все расплывается, а в ушах пульсирует тишина, разрываемая гулом чужих, проезжающих мимо болидов.
Не выхожу из кабины пилота очень долго, не двигаюсь. Прижимаюсь лбом к рулю и выравниваю сбившиеся дыхание, глотаю кислород смешанный с запахом жженой резины и слушаю удары собственного сердца.
Слышу радостные оклики команды, они весело подпрыгивают на месте, обхватив друг друга за плечи. Празднуют победу Рауля и медленно продвигаются в мою сторону.
Поднимаю голову и взмахиваю рукой. Пора приступать к заключительному акту в нашем спектакле. Сжимаю и разжимаю свою ладонь, стаскиваю с себя одно колечко и надеваю вместо него другое украшение, хранящее в себе аристократический образ Дианы Даор.
Выпрыгиваю из кокпита и дрожащими пальцами сдергиваю шлем. Жгучие черные волосы блистают на солнце и каскадом спадают на плечи. Тонкие губы растягиваются в улыбке, а глаза слезятся на ветру.
Мужчины точно малые дети прыгают на месте, они уже подбегают ко мне и распахивают объятия, предлагая присоединиться к их тотемному танцу, как неожиданно на них снисходит озарение. Брюнетка со строгим аристократическим лицом совсем не похожа на милашку и симпатяжку Донну Хендрикс, а вот на супругу их щедрого спонсора, новоявленную маркизу Истербрук, очень даже!
Они замирают на месте, не рискуя приблизиться ко мне. Руки, которые приглашали меня присоединиться к групповым объятиям, неуверенно обвисают вдоль тела.
– Нет, ну что вы встали как вкопанные! – сердито ворчу, взмахивая руками, – Неужели я не заслужила ваших скупых мужских объятий? Вот так и приноси очки по команде!
– Донна? – хрипло уточняет кто-то из парней.
– Донна! – соглашаюсь с ним, и тут же поправляюсь: – Но лучше, Диана! – вижу по их лицам, как они переваривают информацию, – Да, какая, к черту, разница! Мы победители или где?
Топаю ножкой и вскидываю голову вверх.
Джонатан Тейлор больше не теряется, довольно хмыкает и обхватывает меня своей огромной ручищей за плечо, задвигая в круг.
Победный танец длится недолго. Журналисты облепляют нас со всех сторон, и меня, как самого слабого члена команды, пытаются отбить от стаи, чтобы, уподобляясь хищникам, сожрать в потоке многочисленных вопросов.
– Леди Истербрук, это вы только что выпрыгнули из болида? Вы принимали участие в заезде? Это точно вы?
– Вы видели в кабине кокпита кого-то еще? Желаете ущипнуть меня господа? Моему супругу это может не понравиться, – отшучиваюсь с улыбкой на лице.
– Это вы участвовали в Гран При Абу-Сахари? А в Монтиаке тоже были вы? Почему вы скрывались за маской Донны Хендрикс?
Вопросов слишком много, они ссыплются на меня как град с неба, от них не укрыться и не ответить на все сразу. Бросаю беспомощный взгляд на трибуны, зрители волнуются и торжествуют, но пока еще не уловили всего, что произошло.
На почетных местах в первом ряду не видно ни Эмира, ни Короля, ни Генриха. Даже моя дорогая подруга и родители умчались в неизвестном направлении. Остался сидеть лишь старый герцог Маскотт, который восторженно хлопает в ладоши, поднимает вверх большой палец и посылает в мой адрес шутливый воздушный поцелуй.
– Как давно вы в автоспорте? Что думает по этому поводу ваш супруг? Это вы были во дворце у эмира? Что думают по этому поводу ваши друзья и близкие?
Мне тоже очень хочется знать, что думают по этому поводу мои друзья и близкие. От этого вопроса начинает трясти еще сильнее, чем во время прохождения трека.
Журналистов от меня разгоняет сильная и уверенная рука моего обожаемого наставника:
– Господа, маркиза Истербрук ответит на ваши вопросы позже, впереди у нее церемония награждения, – с важным видом сообщает Александр Ханниган, обхватывая меня за плечо и настойчиво уводя от репортеров.
И тут мое сердце обмирает, вижу улыбающиеся лица родителей, брата и супруга. Они пришли, чтобы поздравить и поддержать меня. Может, я слишком устала и вымоталась за этот день и за неделю в целом, возможно, я слишком сентиментальна от природы, но слезы прозрачными дорожками скатываются по моим щекам, щекочут подбородок и бриллиантовыми каплями разбиваются о серый асфальт автодрома.
Сдержанные объятия отца, ласковые поцелуи мамы и пронзительный взгляд любимых глаз. По Генриху так сразу и не скажешь, готов ли он убить меня сразу на месте, чтобы долго не мучилась, или рад, что я добралась до финиша целой, невредимой и счастливой?
– Сегодня мы не покинем автодром до тех пор, пока ты не попрощается со своим болидом. И так, чтобы наверняка. Можешь даже ему в жертву принести камни из нашей семейной коллекции, – нежно шепчет супруг на ушко, будто в любви признается.