Постепенно глаза привыкли к темноте, и я увидела, что мы летим над осенними полями в рваных рамках лохматых лесополос. Кое-где мелькали дрожащие огоньки деревень и поселков, а потом ночную тьму прорезала широкая светлая полоса — Эйриссава, самая большая лекийская река. По воде с деловитостью большого жука плыл пароход, и я подумала, что, наверно, никто не заметит, если я ему помашу…
— Река наш главный ориентир! — прокричала Эми. — Река и Медвежья звезда! Через четверть часа будем на месте!
Я кивнула и еще сильнее впилась в подлокотники кресла.
Должно быть, Тобби и семейство Вайзнисов сходят с ума из-за нашего исчезновения. Ну что ж, есть дела, на которые нужна отвага и дерзость. Через несколько часов мы вернемся в Лекию с Борисом, а там посмотрим, что на самом деле планирует Эвгар.
При мысли о том, что мы с ним лежали в одной постели, меня охватывала нервная дрожь. А стоило вспомнить заискивающий тон полученного утром письма, как мне еще сильнее становилось не по себе. Я не могла понять, что кроется за этой ситуацией, и это непонимание раздражало.
Эйриссава скользнула влево, и от нее отделилась серебристая нить — Айшехова, чьи волны когда-то давно выбросили меня на берег. Вскоре я увидела россыпь огоньков и поняла, что это и есть Сосновая Хмарь. А дальше по течению были развалины замка Альфреда, и я невольно обрадовалась, что нам туда не надо.
Летун пошел на снижение и, сделав несколько кругов над поселком, с изяществом и плавностью опустился на главной площади. Вечер был еще не поздним, на площади гулял народ, под полосатыми зонтиками уличного кафе отдыхали и ужинали жители поселка, и наше появление произвело подлинный фурор. К летуну сбежались зеваки, которые с трепетным страхом дотрагивались до гладких боков, и Эми, которая выпрыгнула на землю и сняла шлем, наслаждалась своим звездным часом и ответом на бесчисленное количество вопросов.
Оставив свою спутницу получать удовольствие от результатов технического прогресса, я быстрым шагом направилась к церкви. Храмы Господа нашего открыты весь день и всю ночь, там хранятся книги регистраций, и я рассчитывала найти ответы на вопросы у священника.
Святой отец вместе с прислужником стояли на ступенях и с нескрываемым восторгом рассматривали летуна. Когда я поднялась к ним, то священник радостно воскликнул:
— Сколь изумительно видеть плоды трудов человеческих! Как радуется Господь наш, когда наблюдает за полетом человека! Откуда вы, дитя мое?
— Она — из Лекии, — я мотнула головой в сторону летуна и Эми, вокруг которой уже отчаянно увивался какой-то местный красавец. — А я хаомийка. Святой отец, у меня к вам несколько вопросов от имени инквизиции.
Лицо священника сразу стало серьезным. Он толкнул прислужника под руку и с прежней доброжелательностью произнес:
— Андреа, ты помнишь, как Господь наш велит встречать гостей?
— Сию секунду, отец Август, столы сейчас накроем! — ответил прислужник и побежал на площадь. Священник обернулся ко мне и широким жестом указал на двери храма.
— Гость в дом — счастье в дом, — сказал он. — Проходите, дитя мое. Я готов вам помочь.
— Борис Виттакер, — промолвила я, не двигаясь с места. — Мне нужен его адрес, только и всего.
Лицо священника потемнело — казалось, он с трудом скрывает горечь и скорбь.
— Борис болен, дитя мое, — произнес он. — Болен душевно. Инквизиция давно не забирала таких, как он.
— Я приехала спасти его, — призналась я, прямо и открыто посмотрев в глаза отца Августа. — Борису грозит страшная опасность, и, если мы не заберем его сейчас, он будет убит. Жестоко и страшно. Вы этого хотите?
Доброе лицо отца Августа дрогнуло, и он указал в сторону одной из улочек.
— Борис теперь живет на Сосновой, пять. Его прежний дом сгорел. Иногда он уезжает лечиться, но сегодня он в поселке. Но дайте мне честное слово, поклянитесь душами ваших родителей, что говорите правду, и он не пострадает.
— Клянусь, — твердо сказала я. Отец Август кивнул и негромко промолвил:
— Тогда идите.
Домик Бориса оказался небольшим и ухоженным: в палисаднике доцветали аккуратно высаженные мальвы и космеи, окна были вымыты и украшены белоснежными занавесками, а дорожка к дому была посыпана крупным белым песком. Глядя, как за золотым окном гостиной движется темная тень, я думала о том, что когда-то провела самые лучшие дни своей жизни совсем недалеко отсюда.
Собаки не было. Я поднялась на крыльцо и постучала в дверь металлическим молоточком. Некоторое время никто не отзывался, но потом я услышала шаги за дверью и громко сказала:
— Вечер в дом! Мне нужен Борис Виттакер!
Несколько мгновений было тихо, а затем тихий сдавленный голос ответил:
— Пожалуйста, уходи.
— Борис, это вы? — я вдруг ощутила странную растерянность и ватную слабость. Как в детстве, когда залезала в шкаф и рылась в пустячных сокровищах, а холодный ужас, что придут родители и поймают, щекотал затылок. — Борис, откройте. Я пришла помочь вам.
— Уходи, прошу! — нервно вскрикнул Борис, словно само мое присутствие причиняло ему невыносимую боль.
— Борис, я ваш друг, — промолвила я, стараясь говорить максимально искренне. — Меня Вера зовут. Вера Анхельм. Я пришла спасти вас от плохих людей.
— Уходи же! — произнес Борис, но уже без прежней уверенности. Должно быть, понял, что я не уйду.
— Борис, пожалуйста, — сказала я. — Я ведь действительно пришла помочь.
Снова воцарилась тишина, и дверь негромко скрипнула, открываясь. Высокий мужчина сразу же отступил во тьму прихожей, давая мне возможность войти в дом.
— Прямо, — прошептал он. — Там гостиная.
Я послушно пошла вперед. Борис шел за мной, не говоря ни слова.
Гостиная оказалась просторной, светлой, и я готова была поклясться, что она не принадлежит несчастному безумцу. Здесь горел огонь в камине, на столе лежали раскрытые книги и листы бумаги, а в раскрытом ящике на полу громоздились инструменты. Я смотрела на них и не могла поверить, что вижу их — здесь. В этом месте. В этом доме.
— Как ты узнала? — услышала я хриплый шепот и обернулась.
Дамьен осторожно обошел меня, приблизился к ящику с инструментами и, закрыв его резким ударом ноги, принялся собирать в стопку листы на столе. Я смотрела на него и не могла собрать головоломку. Не хватало душевных сил.
— Значит, ты сын Жирного Юргена… — промолвила я. Дамьен покосился на меня и кивнул.
— Да, — прошелестел ответ. — Я живу… жил в Сосновой Хмари с рождения.
— А твой сгоревший дом… это тот, где ты меня лечил?
— Весь поселок выгорел, — хмуро откликнулся Дамьен. — Торфяные пожары. Я тогда в первый раз к Юргену пришел, он мне не обрадовался, но все здесь заново отстроил.
Не чувствуя ног, я прошла к креслу, села и почувствовала, что меня знобит.
— Дамьен, но как же так? — жалобно спросила я. — Почему они… Юрген, священник, люди в поселке… Почему они считают тебя
