Лариса Петровичева
Золотая тигрица
Глава 1. Дорогая пропажа
«Губы Рикарда скользнули от ключиц вниз к обнаженной груди. Анна ахнула, судорожно сжала покрывало. Не кричать, только не кричать! Но стон, вызванный умелыми ласками, уже сорвался с губ, опухших от жадных поцелуев, и пальцы любовника двинулись дальше, заставляя Анну выгибаться на ложе от невыразимого наслаждения. Губы продолжали играть с грудью…»
Моими соседями в вагонном отсеке были двое восточных купцов с дамой, закутанной в непроницаемый балахон. Сеточка для глаз, вот и все излишества. А нечего показывать неверным то, что должен видеть только муж! Купцы были ненавязчивы: поздоровались при посадке и больше ни слова мне не сказали.
Я не могла не радоваться. Не люблю дорожные разговоры с их прилипчивым панибратством и желанием непременно залезть в душу, они раздражают. А вот почитать любовный романчик в желтой обложке, пока за окнами вагона проносятся холмы да перелески родной Хаомы — это по мне. За последние три месяца я устала от деловой прессы и многотомных справочников по экономике и юриспруденции и заслужила право отдохнуть с таким вот прелестным описанием радостей плоти.
Раньше я частенько задавалась вопросом, кто вообще читает такие книги. Гордыня очень веселый грех — теперь я прекрасно знаю ответ.
— А она ничего так, — заметил один купец другому — по-амрарски, разумеется. Мужчины востока, конечно, дики и необузданны, но до того, чтоб обсуждать хаомийскую даму на хаомийском даже они не додумаются. Второй купец скептически посмотрел на меня и ответил:
— Тощенькая.
— Ерунда, — отмахнулся первый. — Ты только посмотри, что она читает. Развратную книжонку, прости меня Господь! А если женщина читает такие книги, то мужчины у нее нет, но она его хочет.
Купец выразительно завел глаза к потолку. Я с непроницаемым лицом продолжала читать. Рикард уже успел взять свою женщину, и через полстраницы они сменили позу.
Из-под сеточки в балахоне на меня смотрели испуганные карие глаза восточной дамы. Должно быть, она боялась конкуренции — мало ли, до чего можно договориться таким манером.
Все-таки, это сомнительное удовольствие — стать не первой, а второй или третьей женой. А восточная дама была именно первой, если судить по количеству золотых цепочек.
— Если бы она перекрасила волосы, то я бы женился на ней прямо сейчас, — продолжал пылкий купец. Я взглянула ему в глаза и ответила на чистейшем амрарском:
— Слава Господу, мне это не грозит.
Дождавшись, когда лица купцов приобретут одинаково ошарашенное выражение, я одарила их самой очаровательной улыбкой и перевернула страничку.
До столицы мы доехали в гробовом молчании. Когда поезд остановился на перроне, и проводник с грохотом открыл двери и выдвинул лесенку, незадачливые купцы подхватили багаж и даму и бегом покинули пассажирский отсек. Я спокойно дочитала любовную сцену, убедилась, что герой и героиня, как и полагается, испытали самый невероятное одновременное удовольствие, и, выглянув в окно, увидела, что толчея снаружи спала. Приехавшие и встречающие медленно, но верно покидали перрон, уступая место железнодорожным рабочим.
Ну и хорошо. Не люблю толкотню.
Я покинула вагон последней. Как и следовало ожидать, все экипажи успели покинуть стоянку, а трястись в омнибусе я не захотела. В принципе, я была не слишком привередлива, но сегодня, после завершения трудного дела, мне хотелось комфорта. Вещей у меня было немного, всего лишь один маленький саквояж, и я решила прогуляться пешком. Все лучше, чем ловить удачу в виде экипажа…
Выбравшись с вокзальной площади, я неторопливо дошла до улицы с респектабельными магазинчиками, которые предлагали своим покупателям все, что только могут создать умы и руки лучших людей мира. Скользя взглядом по вывескам, я вдруг увидела, что на углу Бакалейной открылась новая лавочка с чаем и кофе — и это натолкнуло меня на идею.
Кофе в наших краях дорог, пьют его только в высших слоях общества. Швейцар оценил мою осанку, покрой и отделку платья и бросился открывать дверь, склонившись чуть ли не до мраморных ступеней. Я со знанием дела выбрала четыре фунта сладкого кеврийского кофе, заказала мелкий помол и купила новую турку, расплатившись квадратными веленийскими ньянмами. Что греха таить, захотелось немного покуражиться, сверкнув иноземным золотом, а не скучными отечественными ассигнациями.
Удалось.
Честно говоря, я не особо жалую кофе. Но его очень любит Дамьен, мой лучший друг, и если он сейчас в столице, то обрадуется и мне, и подарку.
Дамьен жил неподалеку от парка в небольшом двухэтажном доме, утопающем в зелени. Большую часть дома занимала библиотека и мастерская: Дамьен был мастером-переплетчиком. Иногда он уезжал из города к каким-то клиентам в провинции, и я надеялась, что сегодня мой друг дома.
Так и вышло. Изящная калитка была приоткрыта, а из почтового ящика торчала растрепанная кипа газет: Дамьен как обычно заказал их, а вытащить забыл. Я прошла по дорожке к дому и увидела Дамьена: тот сидел за столиком в саду и возился с очередной книгой. Дамьен был полностью погружен в работу. Он обожал свое дело и не замечал ничего вокруг. Некоторое время я стояла молча, просто глядя на него. Высокий, тощий, всегда одетый в бесформенный темный халат, Дамьен был похож на застенчивого сверчка. Он действительно был очень робок, всегда смотрел так, словно извинялся за неведомую провинность и искренне старался занимать как можно меньше места. Сейчас его обычно простецкое лицо, одухотворенное любимым делом, казалось удивительно благородным и красивым — даже с учетом россыпи веснушек, которые называют плевками дьявола.
— Привет, — улыбнулась я. Дамьен встрепенулся, словно его застали за чем-то предосудительным, но увидел меня и тотчас же расплылся в широкой улыбке.
— Вера, — промолвил он, выбрался из-за стола и, помедлив, будто собираясь с духом, заключил меня в объятия. И только теперь, уткнувшись носом в его грудь, я окончательно поняла, что вернулась, что месяцы изнуряющего труда, смертельных опасностей и поисков правды остались позади.
Наконец-то я была дома.
— Как хорошо, что ты не уехал, — промолвила я. Дамьен сразу же стушевался, выпустил меня и смущенно улыбнулся.
— Да, — кивнул он и спросил: — Это что, кофе?
— Кофе, — я протянула ему бумажный пакет с покупками, и Дамьен просиял: в отличие от меня, он обожал кофе, но не мог похвастаться достаточными для покупки деньгами.
— По чашке? — спросил Дамьен с такой затаенной надеждой, что отказать было невозможно. Я кивнула и поинтересовалась:
— Тебе помочь?
— Нет-нет, — Дамьен помотал головой и чуть ли не бегом направился в дом. Вскоре из открытого окна кухни долетел запах свежесваренного кофе, а через несколько минут Дамьен вышел в сад с подносом. Осторожно взяв крохотную чашку, я сделала маленький глоток: самое то, не слишком сладкий и не слишком горький.
— Ты надолго в столицу? — осведомился Дамьен. Я неопределенно пожала плечами. Письмо, лежавшее в саквояже, делало мое
