Аларис выскользнул из объятий и поцеловал меня в лоб. Вовсе не такого поцелуя я ждала. Даже руки опустились.
– Спасибо за танец, Элиза. Не вините себя ни в чем. Вы лучшее, что случилось со мной в этой жизни.
Он отошел еще на шаг и замер в поклоне. А потом распрямился и, больше не оборачиваясь, вышел за дверь.
* * *Аларис ушел, а я, обмякнув, шлепнулась на постель. Из меня словно выкачали весь воздух, все силы. Потом я почувствовала, что меня колотит дрожь. Какое-то время я сидела, обхватив себя руками, пытаясь привести мысли в порядок, но успокоиться не получалось.
Что-то не так. Я не должна была его отпускать! Надо было вцепиться намертво, зацеловать, прижать к себе. Сказать, что он ни в чем не виноват. Но эта решительность в его взгляде заставила отступить. Мастер Вайс как никто умеет держать на расстоянии, когда хочет. Такую стену выстраивает, что не пробиться.
Я поднялась на ноги и принялась ходить по комнате, как маятник. Нет, это просто невозможно, я так себя с ума сведу.
Накинула мантию и вышла в коридор. Я не знала, куда иду, но оставаться на месте не могла. Выйду на крыльцо, подышу воздухом, может быть, в голове прояснится.
Я кралась по сонным коридорам, стараясь ступать неслышно. Если кто-то из старшекурсников меня заметит – развернут тут же. Подошла к комнате Алариса, постучала, потом заглянула: тихо и пусто. Его здесь нет, как я и предполагала.
Прошмыгнула через холл первого этажа – в последнее время здесь дежурили студенты старших курсов. Мне повезло, дежурного сморил сон, и он не увидел, как я пробралась мимо него к двери.
Холодный ночной воздух ударил в лицо, освежая мысли. Думай, Элиза, думай. Куда мог пойти мастер Вайс? А мог он отправиться куда угодно – в закрытый корпус, где ставили эксперименты на бестиях. И… на самом Аларисе, вероятно. Мог пойти к директору или к кому-то из преподавателей. Мог вообще перенестись в промежуточный мир… С какой радостью я бы наложила на него свою печать, чтобы всегда знать, где он. Увы, пока у меня на это не хватало сил.
Я запахнула мантию: ледяной ветер выдул остатки тепла. Но я понимала, что не уйду, так и буду стоять и вглядываться в темноту.
– Элиза! – окликнул меня суровый голос.
Я радостно обернулась, но тут же сникла. К корпусу водников приближался магистр Толли. Вид у него был такой, точно его выдернули из кровати: мантия небрежно накинута прямо поверх домашней одежды.
– Я… сейчас ухожу… – Я решила, он злится из-за того, что я вышла на крыльцо.
Но магистр Толли повел себя странно. Подошел, схватил за руку и потащил за собой. Я не сопротивлялась, хотя перестала что-либо понимать вообще. Маг-огневик шагал так быстро, что я поспевала лишь бегом.
– Что случилось? – все же пискнула я, запыхавшись. – Куда мы?
– В амфитеатр.
– Зачем?
Магистр Толли вдруг резко затормозил, развернул меня к себе лицом, взял за плечи.
– Не могу понять, Элиза. Вы слепы, глупы или просто бессердечны?
Видно, на моем лице отразилось полное непонимание, потому что он покачал головой, будто хотел сказать: «С кем я тут разговариваю!»
– За что только он любит эту бестолковую девчонку! – Магистр Толли поднял взгляд в темное небо, точно ожидал у него ответа.
– Кто? – произнесла я одними губами.
– Аларис! Вас любит! И не говорите, что вы этого не знали!
Я качнула головой: «Нет», потом неожиданно для себя самой кивнула: «Да». Потом разревелась.
– О, Элиза! Не вздумайте рыдать! У нас сейчас слишком мало времени! Поторопимся! Все, что можно, я расскажу по дороге.
Магистр Толли тянул меня за руку, сбивчиво объясняя. Оказывается, я очень мало помнила о том, что случилось, когда черная воронка затянула меня и Алариса в другой мир. Но сейчас слово за словом воспоминания воскресли в памяти. Гасители магии сыграли свою роль, но именно чувство ко мне послужило главным толчком пробуждения силы мастера Вайса.
«Чем сильнее чувства, которые вы у меня вызываете, тем серьезней последствия…» – сказал он. А еще: «Той ночью я понял, что я чудовище. Все происходящее – моя вина. Вам нельзя находиться рядом, и никому – нельзя…»
Я закусила губу, стараясь не плакать.
– Почему же он не сказал?
– Почему не сказал? Элиза, вам нужно научиться видеть дальше своего носа! Аларис еще мальчишка, но в данном случае я бы сам поучился у него мужеству. Он решил один пройти этот путь до конца, только чтобы не заставлять вас страдать. Уверен, он и сегодня не позволил себе лишнего, когда пришел прощаться…
– Прощаться?! – закричала я.
– Прощаться, Элиза! Поэтому закройте рот, слушайте и идите быстрее.
Я несколько раз торопливо кивнула. Мы бежали изо всех сил по дороге к амфитеатру. Только бы бестии не появились! Я накрыла нас с магистром защитным полем, надеясь, что оно выдержит первый натиск. Магистр Толли с каждым шагом говорил все более сбивчиво, но главное сказал:
– Магистры разделились на два лагеря. Половина из них считает, что проблема решится сама, если Аларис умрет.
Я вскрикнула.
– Другие сохранили остатки разума. Мы пытались удержать равновесие, напоминая, что человеческая жертва никак не может стать решением. Но Аларис сам склонялся к первому мнению. А история с вашим безмозглым Тимом перевесила чащу весов.
– Тим погиб, – напомнила я. – Не надо так об умершем…
– Погиб? Час назад был жив! Будет ему впредь уроком! Но Аларис вбил себе в голову, что он виновник всего, что пора уже положить конец этой истории. И…
– Что? – произнесла я онемевшими губами.
– Прямо сейчас происходит казнь. Элиза, не вздумайте упасть в обморок, иначе надаю пощечин! От меня и других, тех, кто считает это дикостью, скрывали до последнего момента. Я узнал случайно. Один из кураторов не выдержал и признался.
– Надо немедленно рассказать Террану Аквидусу!
– Террану? – голос магистра Толли исказился, стал едким и злым. – Боюсь, он в первом лагере. Наш директор всегда на стороне радикальных решений. Только вы сможете остановить Ала.
– Я готова на что угодно! Но как?
Мы почти добрались до амфитеатра, когда из кустов, что слились в единую темную массу, на нас кинулась локуста. Магистр Толли метнул в нее сгусток пламени, а потом, с разворота, разрубил мечом на две половины. Я внезапно поняла, что он в бешенстве.
– Вы слышали что-нибудь о «Последнем поклоне»?
– Нет.
Но тут же в памяти воскресли запах библиотеки, косой луч вечернего солнца с золотившимися в нем пылинками, Вик, оседлавший стремянку, и тоненькая книжка в его руках. «Если кто-то сам решит, что недостоин жизни за какой-либо свой поступок, то имеет право выбрать бой
