Мы проиграли, остатки ушли к бортам, вы же плодились среди разрухи как ни в чём не бывало, занимая опустевшие города, и жили на костях ваших союзников, которых не пожалели.
– Ты шла в Торнадоре. Зачем? – спросил я, чтобы заткнуть её хоть на секунду.
– Питание.
– А что ест нежить? – удивился я устало.
– Боги, вы даже забыли, что это. Батареи. Аккумуляторы. Питание.
– Что там, на перевале? – спросил я, прерывая поток непонятных слов. – Что там, скажи честно теперь.
– Трупы, – ответила она. – Охраны перевала. А ещё мы встретили там девушку и парня и забрали у них сознание. Душу, если хочешь.
…Я не помню, как и при каких обстоятельствах я упал. Подняться как-то не получалось.
– Вставай, – сказала Ставра. – Вставай, мясо, и по крайней мере расскажи, как мне добраться туда, куда я иду.
– Тебе, – ответил я, ничего не видя из-за головокружения, – туда уже не понадобится.
– Почему? – спросила она в мягкой снежной тишине.
Я подумал, что на самом деле Ставра со всей её магией, бронёй и злостью – лишь тень тех неживых, которые предали людей перед Безумными войнами. Железный мусор. Видно, правду говорят, что все родившиеся после войны неживые убоги – что звери, что разумные.
А вот довоенные… совсем другое дело. Об этом и стоит думать.
Кто-то был здесь, кроме нас – светлое, плещущее чувство чуждого присутствия.
Похожий на большого лося зверь, пушистый, белый, со спиральными, почти прозрачными рогами тихо вышел из снежной завесы, потянул воздух. Зубы у него были острые, хищные, тоже прозрачные. Я улыбнулся. Давно я его не видел.
– Это и есть Белый? – засмеялась Ставра. – Который преследует тебя?
Она взяла меня за отворот куртки, чтобы поднять.
– Любая тварь, – сказал я трескающимися губами, – знает, что это Хвост. Он один такой. Из мутных. Как говорят в городе?.. Мутард?
– Мутант.
– А Белый – вон, – сказал я, силясь указать подбородком в тёмный провал правее тропы. Кажется, мне это удалось, потому что она выпустила куртку и обернулась.
Чтобы увидеть Белого из Острого леса, одного из зверей нежити, редких и древних.
– Экстремальный модуль, – выругалась Ставра. – Надо же, вы ещё есть…
Он посмотрел на меня. Меня, однажды отнявшего у него добычу. Маленькую рыжую девочку, замерзавшую в снегу. Я сбежал от него с семилетней Пел-Ройг на руках, по горячему ручью, не переводя дух. Не знаю, помнил ли он её, но зимой она могла спокойно ходить в лес.
А вот меня он преследовал. Я догадывался, что надо вернуть ему отнятое. Я медленно и согласно кивнул, указывая на Ставру. Бери, хотел сказать я. Она твоя.
Он шагнул к ней – двуногий, похожий больше на огромную бескрылую птицу, чем на зверя. Потом сделал ещё шаг, низко наклонив длинную, большую башку.
Сквозь снегопад облик его мешался. Застывала стремительными узорами вода, проступавшая под его весом.
Упреждающе щёлкнула рука Ставры, и короткие, спрятанные под брюхом руки Белого полыхнули в ответ боевой магией, ярко-синим широким клинком, с визгом резанувшим Ставру по животу. Её ответный укол показался бледным и слабым, ушёл в лес, срезал несколько веток да осыпал снег – Белый так плавно и быстро отпрянул вбок, что Ставра промахнулась фута на три.
Сверкнула ещё одна синяя, шипящая вспышка, и клинок неживой срезало подчистую. Молнии загуляли по её покалеченной руке.
Белый тараном бросился к ней, тяжёлая лапа втоптала её в лёд, он треснул, и тело нежити стало уходить в глубину. Зверь сжал лапу, разрезая металлическое туловище, полное тонких цветных внутренностей, искрящихся от магии волокон, меди и чего-то такого, чему я не знал имени. Собственная магия тысячью синих молний сжигала её изнутри. В отсветах я видел знаки на боку Белого – крест на фоне щита.
Потом всё потухло, грязная вода затопила её, и я понял, что Ставра захлебнулась, не выдержав повреждений.
Белый подошёл ко мне, склонил свою длинную гладкую голову. Он был чуть теплее морозного воздуха, глаза его казались остекленелыми – их было много, несимметричных. Какие-то были темны, другие отсвечивали фиолетовым и красным.
– Я же вернул тебе добычу, – сказал я, припоминая ругательство Ставры. – Модуль ты.
Полые, игольно тонкие стальные клыки выскользнули из пасти, и я подумал, что Белый всё же нежить, пусть и неразумная. Стало страшно.
Он опустил морду, и клыки вошли мне в ключицу. На мгновение. Потом отдёрнулись, и зверь отступил. Обследовал мою руку, коротко укусил через повязку.
По телу прошла волна жара, в голове прояснилось. Я понял, что слышу лай собак и голоса. Человеческие, много.
Неживой отошёл, словно осматривая меня. Пять раз вспыхнул один из маленьких глаз, пять раз бледный красный луч коснулся меня, не задев ни одной из летящих снежинок.
Девочка, подумал я, Пел-Ройг… Она замерзала, раненая, когда я отнял её у Белого и унёс. Может, он хотел лишь помочь ей? Может, каждую зиму он преследовал меня, стараясь лишь закончить своё дело? Тот свой оборванный взгляд? Хотел ли он лишь запомнить меня?
Ответа не было. Боль тоже исчезала.
– Ну что, – сказал я, – теперь ты от меня отстанешь?
Он постоял ещё две секунды и, отвернувшись, ушёл, погасив огни.
Я слышал голоса, видел отблески факелов. Снег всё сыпал, и я понял, что пришла настоящая зима. Исчез, наконец, колючий магический холод Ставры, исчез запах смазочного масла, преследовавший меня все эти часы. Метель, свежая, чистая, обняла меня и укрыла.
Какое-то существо опустилось рядом на корягу, вмёрзшую в болото. Я скосил ещё видящий глаз и увидел, что это грач.
Он распушил перья и хрипло крикнул. Потом ещё раз, громко, словно звал кого-то.
Синие сумерки и оранжевые точки факелов расплылись в круги, смазались. Мне стало тепло. Голоса раздавались всё ближе, и я просто закрыл глаза, соскальзывая в теплую, безмятежную темноту и не думая более о том, найду ли я выход оттуда.
И улыбнулся.
