– Но ведь ваш наследник – Дориан?
– Вероятный, – на лице графа вспыхнула усмешка, – но ваша кровь стоит того, чтобы немного изменить планы. Мои дети очень молоды, у меня еще есть время выбрать из них наиболее достойного. Вы не находите?
Он положил лист веррокса в рот и разжевал. Глаза его невольно начали закрываться, но снова стали осмысленными, как только он проглотил зелье.
От его театральных слов внутри меня что-то зашевелилось, и я вскочил на ноги:
– Но мой отец, сэр?..
Я собирался обсудить этот вопрос раньше, но после внезапного поворота в сторону возраста и генного набора он вылетел из моей потрясенной головы. Мне нужно было выспаться, сосредоточиться.
– Он ни за что не согласится!
В отчаянии я готов был ухватиться за любую соломинку, за любое средство спасения, какое смогу отыскать.
Лорд Балиан Матаро достал из ящика стола лист кристаллобумаги, повернул его глянцевой стороной вверх и протянул мне. Обычно такие документы пишут от руки на пергаменте. Но это была копия, очевидно посланная на Эмеш через бескрайнюю гулкую тишину космоса с помощью квантового телеграфа. У меня заледенела кровь, когда я увидел печать под голографическими узорами рядом с текстом: прыгающий алый дьявол с поднятым над головой трезубцем на черном поле с девизом: «Меч – наш оратор». Он в точности совпадал с изображением на моем перстне и действительно был копией с такого же кольца за сотни световых лет отсюда. А под ним стояли имена: Алистер Диомед Фридрих Марло и Эльмира Гвендолин Кефалос – мой отец и моя бабушка, наместница императора.
Прошла еще одна ужасная минута, прежде чем я понял суть документа, который был ими подписан. С таким запозданием, что граф спросил своим глубоким голосом:
– Вы знаете, что это такое?
– Акт абдикации, – ответил я, пробегая глазами по изображению имперского солнца с лучами в верхней части белого листа кристаллобумаги.
Ниже было сказано:
«Именем Его Императорского Величества, нашего императора Вильгельма Тридцать Третьего из дома Авентов, Перворожденного Сына Земли и прочее, мы объявляем о разрыве всех связей, законных и родственных, с отступником Адрианом, прежде принадлежавшим к дому Марло в префектуре Мейдуа графства Делос провинции Возничего. Согласно расследованию Священной службы инквизиции, его действия…»
– «…Его действия признаны не отвечающими нормам приличия, которые следовало ожидать от человека его положения. Он предал свой дом и своего отца, опозорил свою семью и наместницу Делоса», – продолжил граф наизусть или, возможно, читая перевернутый текст. – Тяжкие обвинения.
Это было милосердно с его стороны, что он не закончил.
Я не ответил. В глазах у меня стояли слезы, и спазм сдавил горло. Я не мог говорить. Мое кольцо свинцовой тяжестью давило на палец, мертвое и бесполезное. Это был просто кусок металла. Теперь у меня не было ничего. Поистине ничего. Прежде, когда я нищенствовал на улицах Боросево, со мной оставалась внутренняя гордость за свое скрываемое происхождение и собственность, пусть даже только формально связанная с моим именем и положением. А теперь я стал настоящим нищим, не имеющим ничего, кроме генов. Матаро не ошибся. Я действительно был жеребцом, в самом неприглядном смысле, как знаменитый скаковой конь, потерявший былую резвость. Я старался не думать о Хлысте, Паллино и Эларе, о корабле, который я собирался купить за призрачную ценность моего кольца и моих басен.
Теперь это уже невозможно. Чтобы выжить, мне придется продаться дому Матаро и Анаис, стать чуть ли не проституткой.
– Сожалею, что вынужден был вам это сказать.
– Нет, не сожалеете. – Мой голос был холодным, как могильная земля; я только что видел дату документа и понял, кто это сделал со мной и как. – Вы сообщили моему отцу. Вы послали волну, как только я появился.
В тот же самый день, если я правильно прочитал дату. Он запланировал все с первой нашей встречи, когда я сидел без сознания в его кресле наверху. Вот почему он решил оставить меня при своем дворе, почему терпел мои выходки в колизее и на обеде с приором. Негодяй даже не стал отрицать этого. На его лице ничего не дрогнуло. Он знал, что победил.
– Насколько я понимаю, вы убедили его написать это. Заключили какую-то сделку, чтобы заполучить меня. Что это было? Тридцать сребреников?
– Что? – озадаченно спросил он. – Вы должны быть польщены. Вы станете моим сыном.
– Вашей шлюхой. – Я едва не задохнулся, подавив рыдание, прежде чем оно вырвалось из горла.
«Горе опустошает», – отчитал я самого себя, спрятал свое горе поглубже и вернулся к практическим вопросам:
– И что вы собираетесь делать со мной дальше?
У меня еще будет время обдумать все ужасы этого дня, заглушить их, если потребуется.
– Вы сами во всем виноваты, мой мальчик. – Граф забрал у меня акт. – Перейдем лучше к делу. После вашей женитьбы Лигейя уже не сможет ничем навредить вам, не навредив моему дому, а этого она не станет делать.
Он встал, подняв вихрь оранжевого шелка, и тревожно прошелся к арке окна – на самом деле смотрового экрана, показывающего панораму Боросево во всем его ржавом приземистом величии, с задушенными водорослями каналами.
– Проблема лишь в тех трех годах, которые отделяют нас от этого момента. Вы сами должны понимать, что нажили себе могущественного врага.
Он замолчал и заметно дрожавшей рукой взял еще один лист веррокса из связки.
– Думаю отослать вас на Бинах к Тивану Меллуану, от греха подальше.
Я уставился на свои ладони. Они тоже дрожали, но не от верроксового токсикоза. Длинные волосы упали мне на лицо, закрыв от взгляда графа. Слезы стояли в моих глазах, но не стекали по щекам. Это… это было бы уже слишком.
Наконец я поднял голову и смиренно произнес:
– Один вопрос, милорд, если позволите.
Об этом стоило спросить. Это все, что я мог сделать.
Глава 62
Золоченая клетка
Пустая винная бутылка отскочила от паркетного пола и закатилась под стол. Ну и пусть. Я собрался позвонить Хлысту по терминалу. Мне нельзя было в такой момент оставаться одному, но при этом я понимал, что не выдержу ничьего присутствия. Еще даже не стемнело; мучительно долгий день никак не желал заканчиваться. Оранжевый солнечный свет, пробиваясь сквозь узкие окна, ярче очерчивал спартанскую обстановку моей комнаты. Вина больше не было, я взял блокнот с маленького столика возле короткого дивана, с помощью панели управления поляризовал свет из окна, и мир потускнел.
Я попытался заточить карандаш, но дважды сломал грифель нетвердыми пальцами. Лицо Гиллиама продолжало преследовать меня. «Не доверяйте, – повторял он. – Не доверяйте…» Возможно, боги Капеллы существовали на самом деле. Возможно, они ненавидели меня, или я просто должен был искупить свою вину.
«Лорд-консорт Эмеша… – Я заскрипел зубами. – Для птицы не важно, что ее клетка золоченая».
Великая честь, даже если это разновидность тюрьмы. Разновидность яда. Я должен был
