Легким скользящим движением она прильнула к нему, обвила руками его шею и поцеловала в губы. Защелка, удерживающая ее плащ, расстегнулась, и плащ как бы сам по себе соскользнул с ее обнаженных плеч. Быстрым и решительным движением она разорвала его рубашку и прижалась к нему.
Эндрю застонал, почувствовав ее горячую кожу. Руки Терри, словно маленькие живые существа, скользили по его коже, их прикосновение сильно возбуждало его.
— Ну нет же, — прошептал он.
В ответ Терри лишь тихонько рассмеялась. Ее губы коснулись его щеки. Они были влажными, прохладными и одновременно жгучими, как раскаленное железо. Затем они коснулись его век, Терри стала целовать его лицо. Эндрю вздрогнул, почувствовав, как ее язык коснулся уголка его рта и затем нырнул ему в рот.
— Ну давай же, — сказала она. — Возьми меня.
Эндрю больше не упирался. Она откинулась на узкое сиденье экипажа и нежно, но настойчиво увлекла его за собой.
Рольф принес нам еще одну бутылку хереса, быстро наполнил стаканы и удалился, шаркая ногами, в свою комнату. Я смотрел ему вслед, пока он не закрыл за собой дверь. Мои глаза жгло огнем, отчасти от дыма тонких черных сигар, которые Говард курил не переставая, отчасти от усталости. От окон сквозь щели в ставнях пробивались первые, еще сероватые, лучи рассвета.
— Если ты устал, — сказал Говард, — то давай ляжем спать. Мы можем продолжить наш разговор позже.
Я отрицательно покачал головой, зевнул, прикрыв рот рукой, и взял стакан с хересом, чтобы спрятать за ним свое лицо. Я чувствовал, что и так уже выпил слишком много, мои губы горели оттого, что я много говорил, а во рту было ощущение сухости, словно я уже неделю изнемогал от жажды. Я и вправду устал, даже очень. Но уж слишком долго я искал Говарда, чтобы сейчас взять и пойти спать как ни в чем не бывало.
— Спасибо, — сказал я. — Но… я себя нормально чувствую, — я указал движением головы на окно. — Так или иначе, нет смысла ложиться спать. Когда я доберусь до гостиницы, уже наступит время завтракать.
Говард нахмурил лоб и затянулся сигарой. Мне почему-то казалось, что курение сигар ему как-то не к лицу.
— Ты можешь поспать здесь, — сказал он. — Здесь достаточно свободных кроватей.
— Так не годится. Присцилла ждет меня в гостинице.
На секунду он уставился на меня со странным выражением лица.
— Присцилла, — повторил он задумчиво.
Я уже рассказал ему о ней, точно так же, как и обо всем остальном, даже о том, о чем изначально хотел умолчать. В этом отношении Говард напоминал мне моего отца: пытаться что-то от него утаить было просто невозможно.
— Мне хотелось бы с ней познакомиться, — сказал он через некоторое время. — Если ты ничего не имеешь против.
— А с какой стати я имел бы что-то против?
Он пожал плечами, стряхнул пепел в камин и зевнул, прикрыв рот рукой. Он устал так же сильно, как и я. Но нам все еще было о чем поговорить. Говард узнал от меня все, что хотел узнать, я же сумел задать ему всего лишь несколько вопросов.
— Так вы были близким другом моего отца? — спросил я.
— Говори мне «ты», — сказал Говард и снова зевнул. — Забудь про «вы», парень. Что касается твоего вопроса: я был единственным другом твоего отца.
Секунду помолчав, он добавил более тихим и несколько изменившимся голосом:
— Точно так же, как он был моим единственным другом.
Я тут же почувствовал себя полным идиотом. Мой последний вопрос был абсолютно ненужным.
— А где вы… а где ты с ним познакомился?
— В Штатах, — Говард бросил свою сигару в камин, понаблюдал, как она, потрескивая, сгорела, и достал новую сигару из украшенной чеканкой серебряной коробочки. — Я познакомился с ним, когда проводил разные исследования в Америке. Задолго до того, как ты родился, Роберт. Это было в его родном городе.
— Иерусалимском Лоте, — сказал я.
Говард никак не прореагировал на мои последние слова, а, наклонившись вперед и взяв из камина горящую щепку, чтобы прикурить свою сигару, продолжил:
— Он многому меня научил, парень. Да и я его. Без помощи друг друга нас обоих уже не было бы в живых.
Он замолчал. Его лицо вдруг посерело, а руки так сильно вцепились в подлокотники кресла, как будто он хотел их сломать. На его лице нервно дернулся мускул.
— Прости, — пробормотал я. — Если не хочешь, мы не будем об этом говорить.
Говард шумно вздохнул.
— Да нет, все нормально, — сказал он. — К тому же, у тебя есть право на то, чтобы узнать все. Ты ведь сын моего друга. И его наследник.
To, как он произнес последние три слова, мне совсем не понравилось.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
— У тебя есть деньги? — спросил он, не отвечая на мой вопрос.
Я некоторое время помолчал в замешательстве, затем покачал головой.
— Нет, — признался я. — Лишь несколько фунтов. По правде говоря, их явно не хватит на то, чтобы оплатить счет в гостинице «Вестминстер», в которой мы с Присциллой остановились. Аккредитив, который мне дал отец, сгорел в Голдспи. А наличных средств у меня совсем немного.
Говард кивнул, словно он и не ожидал другого ответа.
— Еще одна причина, чтобы сходить завтра к Грэю, — сказал он. — Точнее, уже сегодня, потому что «завтра» уже наступило.
— Грэю?
— Моему адвокату, — пояснил Говард. — Он же — адвокат твоего отца. Не переживай по поводу счета в гостинице. Ты богат, Роберт.
Его слова меня не особенно удивили. Я знал, что мой отец был состоятельным человеком. Даже очень состоятельным. Но в данный момент этот вопрос меня не особенно интересовал.
Я взял свой стакан, отхлебнул хереса и осторожно поставил стакан обратно на стол. Мои руки дрожали.
Говард пристально посмотрел на меня.
— Ты плохо себя чувствуешь? — спросил он.
Я отрицательно покачал головой.
— Нет, — сказал я поспешно. — То есть… я… со мной все нормально. Просто на меня навалилось слишком много всего за такой короткий промежуток времени. Боюсь, что я не во всем еще разобрался.
— А я, как мне кажется, понял еще меньше, — пробормотал Говард. — Если все то, что ты мне рассказал, произошло на самом деле, то ты в большой опасности, парень.
Я чуть было не рассмеялся.
— Да я это, в общем-то, заметил, — ответил я. — Я только никак не пойму, в чем причина этого?
— Причина в том, что ты — сын Андары, — сказал Говард таким тоном, как будто эти слова все объясняли. — И еще в том, что колдовское проклятие распространяется на всю семью, до последнего колена.
Несмотря на все еще потрескивающий в камине огонь, мне показалось, что в комнате стало прохладнее. Я вздрогнул.
— Однако есть способ отвести это проклятие, Роберт, — продолжал Говард, заметив мой испуг.
— Мой отец пытался это сделать, — сказал я подавленно.
Говард помолчал некоторое время.
