На крыльце собрались женщины, напряжённо всматриваясь в чёрный проём въездных ворот. Прискакавший гонец сообщил, что сзади следует отряд, вернее то, что от него осталось. Гробовая тишина нависла над замком. Только редкий вой собак нарушал разлившуюся обманчивую тишину.
Наташа спустилась с лестницы и вжалась спиной в холодную каменную кладку стены, теребя в кармане мобильник. Нос заложило, ноги гудели, виски сдавило клещами. В груди скользкой холодной гадюкой свивался страх.
Грохот поднимаемой решётки вызвал дрожь. Девушка почувствовала, что из носа потекла тёплая жижа. Стирая пальцами, не сразу обратила внимание, что это кровь. Лоскут ткани в кармане вместо носового платка пришёлся кстати. Завозившись с очищением кожи под носом, пропустила момент появления первых всадников. Рванувшиеся с крыльца женщины теснили её в сторону.
Воздух наполнился запахами крови и конского пота, протяжными звуками всхлипов, конского ржания, грубых бранных мужских слов, сливающимися в монотонный гул.
Наташа пожалела, что сошла с крыльца. Мимо неё проносились люди, цепляя её и толкая. Она отошла ближе к углу здания, сливаясь со стеной, стараясь никому не мешать.
По тяжёлому грохоту колёс по мостовой догадалась, что во двор въехала карета. Приподнявшись на цыпочки, с волнением смотрела на въезжавших всадников, высматривая Герарда. От мельтешения дымных потрескивающих факелов глаза слезились. Увидела Дитриха. Он, приподнявшись в седле, сдвинув брови, выкрикивал приказания, указывая рукоятью плети то в одну сторону, то в другую.
Девушка по стеночке поднималась на ступеньки, прикрыв нос тканью, чувствуя, что осталась совсем одна. Никому не было до неё дела.
Мимо проскочил Франц. Она успела ухватить его за руку:
— Господина видел?
Он отрицательно качнул головой, выворачиваясь, убегая.
В какой-то момент перед ней образовалось свободное пространство и она, онемев, уставилась на коней, ведомых мимо крыльца под уздцы. Через сёдла были перекинуты тела. Не мигая, она смотрела, словно в замедленной киносъёмке, как мерно покачивались в такт движению животных свешивающиеся руки, ноги. Убитые… За ними следовали женщины, закрыв нижнюю часть лица платками, поддерживая раненых, помогая им идти.
Свернув за угол, процессия направилась к казарме. Девушка, находясь под необъяснимым гипнозом виденного, увязалась за последней лошадью со страшным грузом. Убитых укладывали на вытоптанную траву перед входом в их последнее жилище. Наташа, приблизившись, щурилась, всматриваясь в тела мужчин. Кого она искала? Его сиятельство? Так его сюда не понесут.
Вытащив факел из подставки, она, смахивая набегающие слёзы, шла вдоль уложенных недвижимых воинов, склоняясь и заглядывая в их лица. Узнала Фортунато — сержант, итальянец… Одиннадцать человек…
В ногах последнего, покачиваясь, молча, сидела женщина с надвинутым на лицо платком.
Девушка остановилась, споткнувшись. Бруно? Словно не веря, склонилась, всматриваясь в покрытое грязью и кровью лицо. Бруно! Захлебнулась вскриком, выронив факел. Женщина подняла лицо, невидящим взором скользнула по госпоже. Эрна… Словно очнувшись, прачка подползла к боку мужчины, которого любила, опуская голову на его грудь, беззвучно зашептала, гладя его по слипшимся от крови волосам.
Наташа попятилась, натыкаясь на собирающихся людей, скрываясь в темноте, чувствуя себя здесь лишней. Стало невыносимо больно и одиноко. Она не хотела верить своим глазам. Всё казалось сном — злым, жестоким, несправедливым. Бруно… Герард… Их лица менялись местами, всплывая по очереди: смеющееся командующего, каким видела его в последний раз и задумчивое графа.
Продираясь сквозь кустарник, всхлипывая, не в силах сдержать слёзы, выскочила на дорожку, ведущую к конюшне. Подумалось, что если господин мёртв — его не принесут к казарме, а понесут в его комнату. Нет! Что за мысли? Рванулась к крыльцу. Карета, чёрная и вытянутая, как огромный гроб, запряженная четвёркой коней, стояла посреди двора. С запяток мужчины снимали сундуки. Недавняя суета сменилась затишьем. Чувство пустоты и надвигающейся беды мешало сосредоточиться. На ватных ногах поднималась на крыльцо. Нос пульсировал болью. Прижала к нему испачканный кровью лоскут, боясь сделать глубокий вдох.
В зале десяток женщин, выстроившись в ряд, выслушивали хозяина. Получив указания, торопливо отходили: кто в кухню, кто в левое крыло первого этажа. По лестнице, заправляя под чепчик выбившиеся волосы, торопливо спускалась Берта. Справа от него в тёмных дорожных платьях с распахнутыми накидками, прямые, как столбы, стояли гостьи: мать и дочь.
Герард! Наташа, рванувшись вперёд, резко остановилась. А если его сиятельство ещё ничего не сказал графине об отказе рассмотреть её дочь в качестве супруги? Не будет ли её появление слишком поспешным и неуместным? Как это будет расценено? Не сделает ли она хуже себе и графу? А если он передумал насчёт её самой? Лицо залил жар. Перехватило дыхание.
Она, делая шаг назад и оставаясь в темноте, наблюдала за происходящим, не в силах сдержать улыбку. Живой… Рука на перевязи, росчерк царапины на левой скуле. От сердца отлегло. Но напряжение не спадало. Он не торопился найти её, не спешил обнять. Конечно, сначала нужно устроить гостей. А Наташа, куда она денется?
Сделав несколько шагов вдоль стены, сменила положение, чтобы рассмотреть женщин.
Теперь она видела графиню, стоящую вполоборота к ней. Та, пожалуй, была немного выше её. Короткая накидка на голове не скрывала светлые волосы. В свете факелов они казались белыми.
Служанки, получив указания, расходились. Из кухни вышли женщины с парящими кувшинами и глубокими мисками. Торопливо свернули в левое крыло. К раненым? Осталась Берта и две прислужницы.
Графиня, улучив момент, заговорила.
Девушка прислушалась. Итальянский? Да. Так же, как и немецкий язык, «засорен» непонятными словечками и искажёнными привычными итальянскими словами. Но смысл понятен. Мужчина короткими вопросами уточнял выдвигаемые требования.
Мисуллу можно было бы назвать красивой, если бы не её нос: крупный и короткий. Будь такой у мужчины, он бы его, пожалуй, не портил. К тому же графиня ди Терзи картавила, умело маскируя этот недостаток, избегая произношения «тяжёлых» слов, отвлекая собеседника, притрагиваясь к его руке. Её дочь… Наташа ещё немного переместилась, чтобы рассмотреть Луиджу, скрытую фигурой матери.
Граф повернул голову в её сторону, вглядываясь в темноту.
Сердечко девушки ёкнуло. Видеть её он не мог. Почувствовал взгляд на себе?
Она жадно рассматривала бывшую невесту господина. Бывшую ли? Двое суток, проведённые практически наедине с такой красавицей, могли поколебать решение любого мужчины. Луиджа показалась Наташе красивой. Одного роста с матерью, с тёмно-русыми мелко вьющимися длинными волосами, распущенными по плечам и красиво спадающими из-под такой же накидки на голове, как у графини. Аристократичная осанка, бледность лица, аккуратный маленький прямой носик, лучистые светлые глаза. Сейчас их цвет разобрать не представлялось возможным. Она не отрывала очей от графа. Восторженность и обожание, готовность ловить каждое слово господина, что она сейчас и делала, покорность и подобострастие. В ней смешалось всё то, что нравится мужчинам, независимо от времени проживания, будь то ХI век или XXI. Было заметно, что девушка влюблена.
