Остановились мы возле огромного поля, сплошь заросшего тыквами. Листья и плети давно пожухли, но сами овощи остались плотными, глянцевыми. На фоне всеобщего уныния природы их яркие бока казались неестественными, будто звезды упали с небес и закатились в траву. Разные по форме и величине, они поражали разнообразием красок. Желтые, оранжевые, с пестрыми рисунками на кожуре, тыквы купались в лучах закатного солнца и словно горели изнутри, отдавая накопившееся в них тепло.
Мы с Филом оказались не единственными варварами, решившими прогуляться перед ливнем. По поляне ползали еще несколько женщин и мужчин, придирчиво выбирая материал для будущей посуды. Завидев Фила, они учтиво поклонились, почти так же низко, как при виде жрецов. Наверняка все дело в светлых волосах моего мужа.
Хотя, на меня это правило не распространялось. Мужчины-варвары отводили от меня взгляды, а женщины так и вовсе что-то недовольно бурчали себе под нос.
— Почему они не рады моему появлению? — невинно хлопая ресницами, спросила я мужа. — Чем я хуже других варварок?
Фил обхватил мою талию и снял меня с тележки. Отвел с моего лица выбившуюся из «прически» прядь.
— Ты не хуже, а лучше, — он лукаво улыбнулся. — Посмотри на них внимательнее, и поймешь, почему.
Я выполнила его просьбу и окинула варварок придирчивым взглядом. И поняла: это зависть. Банальная женская зависть, такая же черная и злая, как небо над Капулой. Если бы не Фил, дикарки с удовольствием растерзали бы меня и сожрали. Без соли и специй. На их фоне, ободранных, полуголых и худых, я смотрелась, как настоящая богиня. Как солнечное яблочко, случайно созревшее на давно иссохшей ветви погибшего мира.
Как ни странно, но мне стало жаль этих женщин. Их ждало безрадостное будущее. Всю жизнь они вместе с мужьями-отшельниками будут рыть ногтями песчаную почву, в надежде найти для себя пропитание. То же ждет их детей. И детей их детей…
— Давай отойдем от них подальше, — предложила я Филу. — Не могу выносить их взглядов.
Фил нахмурился, но согласился.
— Не бойся, есть людей — табу.
Я кивнула, соглашаясь. Но неприятный холодок все еще струился по моей спине. Пока варваров сдерживает табу. Но что станет с ними через пару-тройку лет, когда питаться им станет нечем? Сумеют ли жрецы удержать власть в своих руках? Найдут ли способ решить продовольственный кризис в своем небольшом государстве?
Позабыв о предупреждении Фила, я задала ему давно мучивший меня вопрос:
— Что делают жрецы, чтобы улучшить жизнь в Капуле? Только, пожалуйста, избавь меня от россказней про их молитвы и прочую ботву.
Фил, до того придирчиво выбиравший маленькие тыквы для изготовления ложек, поднялся с колен и устремил не меня загадочный взгляд. Я приготовилась выслушать длинную поучительную речь о том, что жене не положено нарушать табу и задавать вопросы. И несказанно удивилась ответу.
— В пирамиде жрецов есть множество комнат с книгами, алхимическими приборами и сыворотками, — поведал Фил доверительным шепотом. И оглянулся, будто страшась, что жрецы могут его услышать. — Только избранным открыт туда доступ. Там живет магия. Используя труды предков, жрецы улучшают природу и выдумывают новые виды животных, используя старые.
От неожиданности я с размаху плюхнулась на гигантскую тыкву. Крепкая на вид, внутри она оказалась совершенно гнилой и развалилась подо мной, как карточный домик. Мой увесистый зад засосала вязкая оранжевая субстанция, но я и не думала выбираться из нее. Все мои мысли и чувства занимали слова Фила.
Получается, предки варваров были не только физиками-ядерщиками, но и генетиками. Упрятав часть погибшего мира под спасительным куполом, они вывели новые виды флоры и фауны, используя в качестве основы тех особей, что меньше всего пострадали от радиации. Голубей, тараканов, червей и прочих выносливых созданий они подвергли искусственной мутации, сделав их крупными и максимально пассивными. И только ночью в диких тварях просыпаются голоса предков, призывающие их восстать против их создателей.
Но, как видно невооруженным взглядом, не все эксперименты жрецов удались. Особенно с растительным миром. Да и разве возможно полноценно развивать науку, находясь на грани вымирания.
М-да уж, мир слепили из того, что было, а потом что было, то и приручили. Наверняка и над человеческими особями ученые ставили эксперименты. Не просто же так жители Капулы избавились от растительности на теле.
Ну, не-е-ет, на радиоактивную депиляцию я записываться не собиралась. И это маниакальное соблюдение установленных правил — не последствия ли трудов великих и ужасных генетиков?..
Мои мысли, как бурный водяной поток, словно прорвали плотину страхов и заблуждений, и понеслись вперед, сшибая все на своем пути. Теперь, когда мой взгляд падал на кривые одуванчики и елко-березы с гроздьями рябины, было уже не смешно. Страшно до икоты.
— Поднимайся, — Фил подал мне руку. — Никогда и никому не рассказывай о том, что сейчас услышала. Жрецы не терпят, когда их тайны достигают ушей подданных.
С досадливым чавканьем разбитая тыква выпустила меня из своих липких объятий. Я, как могла, отряхнула одежду, при этом неотрывно глядя на мужа. У страха глаза велики, а у любопытства еще больше.
— Откуда тебе столько известно про жрецов? — прищурилась я. — Ты раньше жил там? Ты был одним из них, признавайся!
— Нет!.. — рявкнул Фил и отвернулся. — Я никогда не стану таким, как они.
Он отошел подальше и склонился над двумя продолговатыми тыквами, постучал по ним, проверяя их плотность. Его внешний вид и поведение говорили о том, что продолжать разговор муженек не намерен. Но не так-то просто избавиться от пришибленной внезапно проснувшимся интеллектом женщины.
— Но что-то же тебя с ними связывает? — я догнала Фила и опустилась рядом с ним на корточки.
— Ты ужасная жена, — буркнул он, не поворачивая головы. — Настойчивая и нетерпеливая. Зря я рассказал тебе тайну. Ты не сумеешь смолчать, и мы оба поплатимся жизнью за любопытство.
— Напрасно ты так думаешь! Хранить тайны — мое призвание. Да Варвара Иванова — это кошелечек с секретами, — так же агрессивно отозвалась я. И мысленно добавила: — застежка у него, правда, слабая.
Фил не слушал моих оправданий. Он глянул на хмурое небо, сунул мне в руки две округлые тыквы и приказал:
— Неси их в телегу, а я срежу еще вон ту, большую, — она подойдет для новой бочки. Сезон дождей — лучшее время для изготовления новой посуды и одежды. Потом будет некогда.
Пыхтя от недовольства и натуги, я поплелась к телеге. Тоже мне, придумал развлечение на медовый месяц. Лучше бы занялся молодой женой, вместо того, чтобы сутки напролет
