После того как наша телега заполнилась будущей посудой почти до отказа, Фил направил таракана к зарослям конопли. Над ней тоже славно потрудились экспериментаторы. Узнать растение можно было только по резным листочкам, в остальном оно больше походило на лианы, свисавшие с довольно высоких колючих елей. И пахло своеобразно: будто парфюмер-самоучка смешал в одной колбе пихту, крапиву и селедочную траву.
— Фу, — зажав пальцами нос, фыркнула я. — Не знаю, что жрецы пытались вывести, но получилось отвратно. Зачем мы сюда заехали?
— Будем делать веревки и нитки, — озадачил меня Фил и принялся срывать лианы. Выбирал он самые тонкие и гибкие. — Помогай!
Нехотя я сорвала несколько отростков и с ненавистью забросила их в повозку.
— Между прочим, твоя одежда сшита такими же нитками, — упрекнул меня Фил. — И Гета никогда не брезговала работой.
Муж обещал, что с ним я всегда буду сытой. Вот я и пресытилась, по горло. Как же меня достали его бесконечные разговоры о бывшей жене. Гета то, Гета се…
— Послушай, Фил, — притворно ласково позвала я, — если еще раз ты сравнишь меня с другой женщиной, клянусь, сделаю твою жизнь невыносимой. И вообще, как говаривала моя мама, всегда быть хорошей женой нельзя, от этого муж портится.
Моя внутренняя дикарка полностью поддержала это решение. Вооружилась сковородой и скалкой — на выбор, так сказать, — и двинула на Фила с явным намерением отомстить за обиду.
Муженек перехватил мои стиснутые до боли в суставах кулаки и ловко сунул к себе под мышки. Плотно прижал, не позволяя вырваться. Заглянул в глаза и коварно улыбнулся сквозь «марлю».
— Ма не могла такого сказать. Она отшельница.
Я щелкнула зубами возле самого его носа и угрожающе рыкнула.
Фил решил отомстить нежностью. Он склонился, отодвинул повязку с моего лица и легко коснулся губами моих щек, бровей, глаз. Целовал медленно и страстно, точно смакуя любимый напиток. Я глубоко вздохнула, и тут же почувствовала его язык у себя во рту, он исследовал и соблазнял. Заставлял меня вздрагивать и отвечать взаимностью.
Казалось, во всем мире остались только мы одни. Мои губы припухли и заныли, но поцелуй все продолжался. Я дрожала от возбуждения, позабыв о злости и о намерении отомстить мужу за нелестное сравнение. Сейчас он был только моим, целовал и ласкал меня.
Его рука двинула вниз, к моим бедрам. Нагло забралась в теплое местечко и принялась массировать клитор. Мне в пах уперся восставший фаллос, горячий и твердый. Сегодня Фил не одел котеку, позволив мне насладиться этим сногсшибательным ощущением.
Сногсшибательным — в прямом смысле. Мои выпущенные на свободу руки обхватили шею мужа, колени подогнулись, и я практически повисла на нем. Разыгрывать из себя невинного воробышка становилось все сложнее.
Фил имел надо мной неограниченную власть. Когда он сжимал меня в объятиях, мой рассудок будто оставлял бренное тело и улетал прочь, растворяясь в водовороте желания.
— Поедем домой и займемся любовью, — прошептал муженек.
Кончиком языка провел по моей ушной раковине, слегка прикусил зубами мочку. Я вскрикнула от восторга. Вот уж не думала, что подобная ласка мне понравится.
— За последние сутки моя девственная плева не восстановилась, — все же предупредила мужа. Не хотелось бы снова разочароваться в самый ответственный момент.
Чтобы высказаться, мне пришлось собрать всю волю в кулак и слегка отстраниться от Фила. А еще — закрыть уши внутренней дикарке и зажать ей рот. Она противилась ненужным разговорам, предпочитая действовать и получать желаемое любым способом.
— Знаю, — промурлыкал муж, отхватил мои бедра и вновь прижал к себе. — Я хочу стать для тебя лучшим. И стану!
Вот это другой разговор! Я так обрадовалась, что буквально запрыгнула на Фила верхом. Мне хотелось сильно-пресильно стиснуть его в объятиях. Задушить своей дикой страстью.
Невдалеке от нас воздух рассекла яркая и длинная молния. Она угодила прямиком в высоченный соснодуб и рассекла от вершины до корня. Глядя на то, как две половинки исполина с глухим треском распадаются в стороны, я взвизгнула и сильнее вцепилась в Фила. Хотя, куда уж сильнее. Бедняга, как бы он не пожалел о своем скоропалительном решении, под таким-то грузом счастья.
— Вот теперь нам точно пора, — муженек нисколько не испугался.
Ему, коренному обитателю этого мира, видеть подобные картины приходилось не раз. Мне же, жительнице городских дебрей, раньше казалось, что страшнее давки в час пик нет ничего на свете. Ой, как я ошибалась. В сравнении с грозой в Капуле, серый городской дождичек — детская шалость.
Фил усадил меня на тележку и погнал Унитазика домой. Каждый раз, когда таракан слышал раскат грома, он подскакивал на месте от страха. Мне пришлось лечь навзничь поверх тыкв и придерживать их руками. Не самые приятные ощущения, но повторять поход за посудой в разгар грозы мне совершенно не хотелось.
А в том, что мой хозяйственный муженек не оставит меня без работы в сезон дождей, я нисколько не сомневалась. Оставалось надеяться, что он именно хозяйственный, а не жадный. Потому как для меня слова «скупцы» и «скопцы» звучат одинаково неэротично.
Вернувшись домой, Фил первым делом меня похвалил. Точнее, попытался.
— Какая ты молодец, — заявил он. — Не испугалась грозы и не дала тыквам рассыпаться по дороге. Гета никог…
На этом слове я зажала ему рот ладонью. Сверкнула глазами и напомнила:
— Мы, кажется, договорились не вспоминать твою бывшую жену. Или нет?
Фил кивнул и промычал что-то вроде извинений. Я убрала ладонь и тепло улыбнулась.
— То-то же! Не хочешь поцеловать меня в знак примирения?
Муженек непонимающе похлопал глазами, осмотрел меня со всех сторон. Задумчивая складка прочертила его высокий лоб.
— Что случилось? — поинтересовалась я.
Фил выглядел расстроенным. Мне показалось, или он чуть не заплакал от обиды?
— Наверное, я не смогу стать лучшим, — признался он. — Не знаю, куда целовать, чтобы примириться. Где он у тебя, этот знак?
— Какой еще знак? — опешила я.
— Знак примирения, — сообщил Фил.
И начал срывать с меня одежду. Прямо на улице. Меня затрясло, но на сей раз не от страсти. А от дикого смеха. Только нежелание обидеть Фила заставляло меня держаться.
Моей внутренней дикарке было сложнее, она не терпела ограничений ни в сексе, ни в поведении на людях. Она покатывалась от хохота и заставляла меня икать и похрюкивать.
— Тебе нехорошо? Замерзла? — озадачился Фил.
Схватил меня за руку и проводил в дом. Подбросил дров в почти догоревший очаг.
— Я разгружу телегу, а ты испеки лепешки, — попросил он. — Только береги муку и не добавляй слишком много соли.
Моя радостная улыбка сплыла с лица, как макияж во время дождя. Моя голова поникла, взгляд уперся в пол.
— Я тоже не смогу стать лучшей. Готовить совершенно не умею, даже
