Самым правильным было бы остаться в автобусе и вернуться на нем же на проходную. Но я все-таки вышел у теплиц.
Тут все было не так, как на складе. Люди тонкими ручейками сразу разошлись в разные стороны к многочисленным непонятным мне постройкам. Я последовал за Франческой, и уже скоро передо мной осталась только ее фигура. Мы шли к одинокому высокому зданию, когда вдруг Франческа обернулась. Несмотря на сумерки, она меня сразу узнала.
— Ты по работе или по поводу взрыва? — спросила она вместо приветствия.
Ну вот и начали разговор. А я-то все никак не мог придумать, что бы такое сформулировать.
Кричать не хотелось, и я подошел ближе. Франческа теперь стояла в паре метров от меня.
— Я знаю, что это ты все затеяла, — сказал я.
— Что затеяла?
— Этот «Голос» и взрыв. Вообще все.
— Ты ошибаешься. Я тут ни при чем.
И все. Никаких оправданий. «Ты ошибаешься» — и точка. И что теперь? Что еще я могу сказать?
— Пик сам не решился бы на такое, да и не додумался бы. Это была твоя идея с нитроглицерином, — выдал я свой единственный довод.
Франческа поморщилась. Она присела и, запустив пальцы в рыхлую почву, подняла ком земли.
— На, держи доказательство моей непричастности, — девушка протянула мне руку.
Я непроизвольно протянул руку в ответ и получил полную ладонь этой самой грязи. Я сжал пальцы, но ничего, кроме земли, у меня в руке не было.
— Что это? — спросил я.
— Перевозить тринитроглицерин — это не отвага, это глупость. Он взрывается от малейшего удара. Но чтобы его стабилизировать, достаточно просто добавить в него земли, которой, как видишь, тут в достатке. При этом взрывчатые свойства он сохранит. Так что я в этом идиотизме не участвовала.
— Что, правда? — только и смог спросить я.
— Правда, Скрам. И с «Голосом» то же самое. Нашему строю не помогут реформы, Город увяз в Доктрине, как в болоте. Для того чтобы началось искусственно остановленное развитие, нашему обществу нужно шоковое потрясение. Так что бредовые идеи «Голоса» я тоже не поддерживаю. Они опасны и бесполезны, как и их нитроглицерин. В них тоже стоит добавить немного грязи.
Голос Франчески был ровным и спокойным.
Я ей сразу поверил. Но как же? Ведь этого просто не может быть! Не могли же Пик и Нелл сами все это придумать? Или могли? Мысли у меня в голове перемешались.
— Извини, мне нужно работать. Так что если ты больше ничего не хочешь обсудить, то я пойду.
Я понял, что она сейчас уйдет. А я так ничего и не узнал.
— Я не верю, что Нелл, Пик и остальные сами создали «Голос». Не может группа подростков из сектора А самостоятельно додуматься ни до чего подобного! Им нужен лидер с мозгами!
И тут Франческа рассмеялась. Мне кажется, я впервые слышал ее смех.
— Кто бы мог подумать, что у тебя всего 114 баллов. Хотя это не интеллект, это что-то другое. Интуиция, может быть, — Франческа покачала головой. — Ты какой-то особенный, что-то в тебе есть.
Я проглотил застрявший в горле комок. Почти два года назад что-то подобное мне уже говорила Татьяна.
— Я пришла примерно к таким же выводам. Правда, я опиралась на анализ фактов. Так вот, я уверена, что ты прав: «Голос» самодостаточен, — многозначительно произнесла Франческа.
Сказать ей, что я ни черта не понял? К счастью, она решила развить тему.
— Для того чтобы так быстро организовать нечто подобное, одного интеллекта мало. Нужны ресурсы. Это с одной стороны. И неправдоподобно благоприятная среда с другой.
Вот теперь, пожалуй, пора признаваться.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Откуда у создателей «Голоса» ресурсы и что еще за среда? — я очень надеялся, что Франческе не надоест болтать с приматом.
— Вот представь себе, что «Голос» — это сорняк, — все-таки решила растолковать мне она.
Я кивнул. Это просто. Сорняк представить я могу.
— Это очень яркий сорняк, причем единственный на идеальной грядке. И прет он так, словно за ним специально ухаживают, и подкармливают, и поливают его. Да еще и вокруг него натянута бечевка, чтобы кто-нибудь случайно не вырвал.
Я снова кивнул, хотя с такой картинкой справиться стало уже сложнее.
— Вот так я вижу «Голос».
— Но зачем ухаживать за сорняком и охранять его? — ход мыслей Франчески был для меня полной загадкой.
Черта с два у нее 114 баллов.
— Может, просто любопытно, что вырастет из сорняка, — пожала она плечами.
— Это называется глупостью, — хмыкнул я.
— Это называется экспериментом, — возразила Франческа.
— Взорвать людей — это эксперимент?
— Нет. Вот тут как раз и начинается самое интересное, — Франческа улыбнулась.
Даже в наступивших сумерках я видел, как сверкают ее глаза. С них как будто спала вечная пелена, отделявшая Франческу от всего мира. И мне совершенно не нравилось то, что я теперь видел в ее глазах. Ум, конечно. Но то ли интеллект за 200 баллов выглядит так пугающе, то ли это чистой воды безумие.
— Мутации.
— Ага, — это я так поддержал разговор, потому что ничего более осмысленного сформулировать не удавалось.
— Контролируемые и неконтролируемые.
От глаз Франчески можно было сигареты прикуривать.
— Пик — мутация? Случайный эффект эксперимента? Но чьего?
— Пик — ерунда. Они вырастили гораздо более опасную разновидность сорняка. И самое забавное, что еще даже не подозревают об этом.
Все. Я окончательно перестал ее понимать, но Франческа как раз глянула на часы.
— Ладно, Эрик. Было очень интересно с тобой поболтать, но теперь мне действительно пора. Удобрения сами себя не смешают. В моей работе пунктуальность очень важна.
— Ну, удачи.
Я поплелся назад к автобусу.
По-моему, Франческа сбрендила. Это бы многое объяснило, да? Например, то, почему она решила завалить тест. Или ее идеи по поводу того, что «Голос» — это чей-то эксперимент. Ну кто и зачем может проводить опыты на целом Городе? Даже Триумвират не имеет такой власти.
Наконец-то у меня в голове щелкнуло, и до меня дошло, что именно мне говорили умные люди. Сначала Тео в пересказе Камиллы, потом Константин, потом Франческа.
Я стоял у теплиц, ждал автобуса и отказывался верить, что наш Триумвират, лучшие люди Города, мог санкционировать социальный эксперимент, который привел к появлению «Голоса» и Пика. Хотя, если подумать, аргументов в пользу этой теории было множество. Триумвират, состоящий из любителя шахмат, писателя и социолога-теоретика, в плане склонности к играм очень рискованный. Такие люди, пожалуй, действительно могли заиграться. И ведь Безопасность имела все возможности без проблем раздавить сорняк недовольства Доктриной давным-давно. Май предсказывала такое развитие событий уже через несколько часов после нашего повторного теста. Константин и
