– Оно прекрасно, доктор Уэст, – говорит он со своим раздражающим акцентом, щедро сдобренным присущей ему надменностью.
– Уж точно круче твоего стола, – говорю я. – В следующий раз можем попросить поставить для тебя кожаную каталку с удерживающими ремнями. Тогда мы будем равны. Как думаешь, они согласятся? – самодовольно улыбаюсь.
Он наклоняется вперед и сцепляет руки, насколько позволяют наручники.
– Это интересная мысль. Мы как равные.
Я перестаю вертеться на стуле.
– Ты так не считаешь?
– Этот вопрос – часть процедуры оценивания?
Улыбаюсь.
– Шейвер, я начал оценивать тебя в первый же день суда. Сила привычки, профессия психоаналитика и все такое. Сложно выключить это по щелчку переключателя.
Он прищуривается, его губы складываются в своеобразную полуулыбку.
– По щелчку переключателя. Мне это нравится. То, что нам присуще, сложно отключить.
– Именно это я и имел в виду.
– Любопытно, насколько тебе сложно находиться рядом с мисс Ловелл и не препарировать ее милый характер.
Мне не нравится, что он использует ее имя в одном предложении со словом "препарировать". И он это знает, поэтому его улыбка становится шире.
Пора поджарить ублюдка.
Открываю папку из манильской бумаги и беру ручку. Зачитываю вслух дату, мое имя и полномочия. Затем смотрю на Шейвера.
– С этого момента начинается ваша официальная оценка, Квентин Шейвер, согласно приказу Верховного суда округа Колумбия. – Протягиваю руку и ставлю на паузу запись камеры. – Я здесь, как и договаривались, но, если ты еще раз упомянешь имя Ловелл, сделке конец. Понял меня?
– Понял, доктор Уэст. – Он бросает на меня свой самый пугающий и проникновенный взгляд. – Человек стоит столько же, сколько и его слово. А нарушать соглашения... непростительно.
Самодовольный ублюдок. Я тоже понял. Не переходить ему дорогу.
– Пока мы не начали запись, у меня есть вопрос.
– Слушаю.
– Почему ты изменил свое заявление в середине процесса? Насколько я могу судить, всё и так шло в твою пользу.
Выражение его лица – обычно такое спокойное – меняется. Сначала появляется дрожь неуверенности, потом вспышка гнева. Негромкий рык и приподнятая верхняя губа. Нужно быть осторожным и не слишком глубоко погружаться в чтение его микроэмоций. Он опытный манипулятор и хорошо управляет своими чувствами. Настолько хорошо, что, если я вижу четкую эмоцию на его лице, мне стоит лишний раз задуматься, не подстроил ли он это специально.
Ну и кто теперь сходит с ума?
Боже, ненавижу оценивать психопатов.
– Сколько дел ты проиграл на сегодняшний день? – спрашивает он.
Моя очередь быть самодовольным.
– Ни одного.
И это правда. Но если честно, в угоду скромности добавлю, что я не выбираю заведомо проигрышные дела. Мы с командой взвешиваем и оцениваем все детали, прежде чем соглашаемся взять на себя клиента. Даже у Эдди были случаи отказа, когда я знал, что есть хоть малейший шанс проигрыша.
Я не боюсь сложностей. В каждом деле свои сложности.
Это мудрая стратегия в пользу карьеры. В Вашингтоне, в сердце правительства, кто наймет команду судебных консультантов, которые проигрывают дела? Всегда быть на высоте – часть маркетинговой стратегии.
В меньшей степени, это так же помогает доверять клиентам. И таким образом я чту память о Мел в компании.
– Я хочу быть на стороне победителя, – говорит Шейвер, – и это значит быть на твоей стороне, доктор Уэст.
Погладь подольше мое эго, приятель.
– Ты не знал о телефоне Ренделл, – предполагаю я.
Он протяжно вздыхает. Я принимаю это за согласие.
– Слабых очень легко сломать. Я скорее отдам свою судьбу в твои руки, чем в ее.
Я это запомню. Нажимаю кнопку "Запись" и начинаю интервью.
Пробираюсь сквозь рутинные вопросы – дом, родители, отношения в семье, воспитание – на всё Шейвер отвечает предсказуемо. Должно быть, он вызубрил инструкцию, как стать безумным серийным убийцей.
Он отрицает любое насилие в семье. Говорит, что не наносил вреда животным в детстве. Он проявляет эмпатию и совершенно не показывает психопатических черт. Я искренне верю, что он может обмануть систему.
Последний вопрос.
– Зачем вы убили и изувечили Девин Тиллман?
Типичным ответом среднестатистического невменяемого убийцы был бы один из двух: отрицание или хвастовство.
Поскольку Шейвер по новой заявил о своей невиновности путем невменяемости, он не может с успехом отрицать убийство. Так что вполне логично, что он начинает вдаваться в детали, в подробности, чтобы вновь пережить убийство. Даже признаться в других убийствах, если так осмелеет.
Многие убийцы завышают число своих жертв. После того, как их поймали и посадили, количество убийств дает им власть в тюрьме. Также внимание прессы. Если собираетесь стать садистом-убийцей, то можете войти в историю.
Но вот тут-то и начинается самое интересное.
Шейвер отвечает:
– Не знаю.
Я заглядываю в свои записи.
– Что произошло вечером накануне убийства? – Я не буду преуменьшать, называя это инцидентом. Тем более в пользу тех, кто будет оценивать интервью позже, а не для Шейвера.
– Ты мне не поверишь, – говорит он.
– А ты попробуй.
Не моргая и не отрывая от меня глаз, он говорит:
– Я пытался ее спасти.
Ах. Вот и получил. Я ждал момента, когда Шейвер установит мяч для первого удара, раскроет, какой тип психопатии он пытается применить для своей защиты. Знаете, мне становится скучно, когда использую отсылки к гольфу.
– Пожалуйста, продолжай.
– Демоны съедали ее живьем изнутри, – говорит он. Он такой спокойный, такой рассудительный. Я убежден что, произнося эту речь, он верит собственной лжи. Он должен, чтобы передать этот уровень искренности с невозмутимым лицом. – Единственный способ спасти ее – освободить их, вырезать их.
Для широкой общественности внесем немного ясности: есть разница между психопатией и психозом. В то время как психопатия – это любое расстройство личности антисоциальной разновидности, психоз демонстрирует потерю реальности, как длительную, так и кратковременную, например, при кратковременном психотическом расстройстве. И обычно имеет главный стрессор, чтобы вызвать внезапное начало. Галлюцинации, бред, беспорядочное поведение – все симптомы. Удобно для Шейвера.
Видите
