Пока мы ждем Фишера, я шагами меряю бетонный пол.
Абсолютная беспомощность ситуации ощущается так, будто земля уходит из-под ног.
– Его замок, – размышляю вслух. Смотрю на экран. Мне нужна точка фокуса. Если этот чертов замок мой образный пункт назначения, мне нужно сделать его буквальным.
– Ладно. Давайте поднимем финансы Шейвера. Я хочу знать о каждой собственности, которой он владеет.
И я обыщу каждый угол в Вашингтоне, если придется.
Когда Фишер входит в офис, что-то щелкает в моем мозгу. Знаю, с медицинской точки зрения, это невозможно, но после хлопка происходит то же самое. В глазах темнеет, звуковая волна детонирует в ушах. Рев усиливается до тех пор, пока все остальные звуки не становятся слишком далекими, чтобы их можно было услышать.
Пересекаю офис и хватаю его за горло.
– Где она? Где ты прячешь ее?
В его темных глазах нет страха. Он тянется к карману, но я перехватываю его руку.
– Я должен передать тебе сообщение, – ровным голосом произносит Фишер.
Чарли становится рядом и приказывает Фишеру медленно убрать руку. Он достает телефон и протягивает мне трубку. С бешено бьющимся сердцем я отпускаю Фишера и забираю телефон.
– Нажми кнопку воспроизведения, – говорит он.
Я долго смотрю на устройство, прежде чем перевести взгляд с Чарли на Мию. Они оба – неподвижные скульптуры, ждущие, когда я нажму на кнопку.
– Не упустите его. Свяжите, если понадобится.
Затем я делаю глубокий вдох и запускаю видео.
На дрожащем экране появляется лицо Портер. Желудок подскакивает к горлу. Ее волосы растрепаны, тушь размазана под глазами. Кадр скачет, будто кто-то поправляет угол съемки, и я мельком вижу окровавленные бинты, обматывающие ее руки.
Там, где пускали кровь.
– Уэст, прости, – говорит она, ее голос дрожит. – Я жива, но не знаю, где нахожусь. Но я в порядке. Просто сделай все правильно.
Камера падает. Конец видео.
Я сжимаю телефон так сильно, что кожа на костяшках пальцев горит.
– Где она, черт возьми? – Рычу я на Фишера.
Он отрицательно качает головой.
– Ты думаешь, он мне скажет? Он дал мне четкие инструкции, где взять трубку и куда ее отнести. Это все. Я закончил. – Он поднимает руки. – Это все, что мне нужно было сделать, а теперь я ухожу. Я не дам показания. Не стану.
Я направляюсь к нему, но Чарли перегораживает мне путь.
– Доктор Уэст, подумайте. Шейвер не стал бы посылать вам кого-то полезного.
Мне не нужна логика. Я хочу причинить боль. Хочу, чтобы это ничтожество истекало кровью. Хочу, чтобы он сказал, где Портер.
– Он никуда не уйдет, – говорю я, обходя вокруг стола и снова сосредотачиваясь на карте. – Где ты забрал телефон? Мне нужна каждая крупица информации, которую может дать твой гнилой мозг, и я хочу получить ее сейчас.
***К часу ночи мы прочесали все владения Шейвера в центре города. Я совершил три поездки: жилой комплекс, бар, и спортзал. Все законные заведения, с жильцами и бухгалтерией... но никаких признаков Портер. Фишер подтвердил, что, по крайней мере, два предприятия используются для отмывания денег за торговлю наркотиками у Шейвера.
Что может помочь делу Эдди, но не приблизит нас к поиску Портер.
К утру этот вопрос должен быть задан. Готов ли Эдди проиграть дело, если это наш единственный шанс спасти жизнь Портер?
Мне противно, что именно я ставлю этот выбор на Эдди, но у Портер нет времени. Если Фишер что-то и знает, то молчит. Он не сдаст Шейвера; он утверждает, что это самоубийство, и он, вероятно, прав. Но я официально состою из дерьма, чтобы придавать значение головорезам. Возможно, он и не имел никакого отношения к похищению Портер, но он работает на Шейвера. Он заплатит за свое участие, так или иначе.
Я встаю и потягиваюсь, затем надеваю пиджак.
– Вы куда? – спрашивает Миа. Она просматривала записи с сегодняшнего процесса.
На одном экране небольшие панорамные снимки присяжных, которые сделал Эдди с помощью камеры на его галстуке, на другом отображается статистика присяжных. У Мии собственная система оценок относительно вероятности того, что присяжный оправдает или вынесет приговор.
– Мне нужно прогуляться, – отвечаю. – Проветрить голову.
– Доктор Уэст, уже поздно. Вам нужно домой, поспать.
– Чья бы корова мычала.
– Никогда этого не понимала.
– Потому что ты никогда не видела корову.
– Ладно, поскольку вы не спите, взгляните на это. – Она перематывает запись судебного процесса и воспроизводит перекрестный допрос Рендалл Эдди. Она больше не главный свидетель защиты по алиби, она стала главным свидетелем по делу Шейвера.
Знаю. Ирония.
– Это только первый день, но большинство присяжных выражают симпатию Эдди во время его допроса.
Что стало бы триумфом для первого дня в любом другом деле.
– Кто эти несогласные?
– Ну. Женщина с сыном... – Она поворачивается к экрану с профилями присяжных, – Сара Дженкинс. Ее сын отбывает срок в колонии для несовершеннолетних за хранение наркотиков. Роль Эдди в убийстве Тиллман, похоже, не впечатлила ее. Выражение ее лица во время перекрестного допроса выявило ее сочувствие к Тиллман.
Медленно киваю.
– А может, она наш старшина присяжных?
Миа хмурит брови. Это сбивает с толку, и трудно понять наверняка, в какую сторону тянуть. Мы не можем допустить, чтобы Шейвер свободно разгуливал, но его свобода напрямую связана с жизнью Портер.
Миа качает головой.
– Сомневаюсь. Она работает на двух работах неполный рабочий день. Ни одна из них не требует особых навыков принятия решений. Я думаю, что она и так переживает из-за семейных проблем. – Она хмурится. – Но, есть двое, к которым я склоняюсь.
Опираюсь руками на стол и наклоняюсь ближе к экрану. Она достает два досье, оба я смутно припоминаю по предварительному опросу свидетелей.
– Джексон и Смит.
Обычно ночь перед судом я изучаю анкеты присяжных.
