Или, может быть, я хочу все это видеть – чтобы верить, что она та же, какой была до того, как наши жизни разошлись.
Что я могу сказать? В душе я романтик. Точнее, был им когда-то.
Шейвер смотрит на меня, прежде чем сесть. Я достаточно наблюдал за ним во время этого процесса. Я изучал его черты, его выражения. Язык его тела. Я был свидетелем того, как присяжные разочаровались, когда он пытался изобразить искренние, натренированные улыбки и взгляд грустного щенка. Я знаю, что скрывается внутри.
Дьявол.
Не в библейском смысле. А скорее метафорический дьявол. Отсутствие морали, совести. Большинство людей упорно трудятся, чтобы контролировать себя, и скрывать эмоции. Шейвер противоположность. Он старается изо всех сил показать свои эмоции. Чтобы убедить других, что он чувствует.
Но там пустота, отсутствие субстанции там, где должна быть его душа. Или как вам угодно это называть. То, что придает нам глубины. Осознанности.
Он понимает лишь то, что хочет и как этого достичь.
Это та, эгоистичная часть ума, которая, как предполагается, стареет с возрастом. У психопатов, эта часть психики чахлая и никогда полностью не развивается. Идентификация – та часть, которая требует немедленного удовлетворения, испытывает жажду, нужду исправления. Больше, больше, больше.
Таков мой профессиональный анализ. По крайней мере, из того, к чему я пришел за эту неделю сидя в пяти рядах от него. Я мог бы копнуть глубже, усадить его в кабинет, где были бы только мы, но, честно говоря, я немного боюсь, на что меня может побудить эта человеческая оболочка.
Его губы трогает кривая улыбка при взгляде на меня, затем его плеча касается Портер, и молча показывает ему смотреть прямо перед собой.
Стараюсь, чтобы мое лицо ничего не выражало, черты окаменели в нейтральном "Эй, приятель, не обращай на меня внимания, я ничего не заметил". Но то прикосновение…
На тот кратчайший момент, когда Портер положила на него руку, мои легкие покинул воздух. Грудную клетку сдавило. Маска спокойствия спала. Не уверен, что Шейвер заметил проскользнувшее микровыражение на моем лице.
Отвращение. Боль. Зависть.
Мы никогда не испытываем эмоции по отдельности, это всегда перекрученный клубок. Именно поэтому на приеме у терапевта людям так сложно вербализировать, что конкретно они чувствуют. Что вы чувствуете? Я знаю, что чувствую, и все же я озадачен своей реакцией.
Чтобы изучить клубок моих эмоций к Портер, понадобится больше времени, чем у меня есть в запасе, поэтому я обращаю внимание к залу суда. Ренделл по новой зачитывают слова присяги. После того, как она заняла место за стойкой свидетеля, судья интересуется у Портер, хватило ли им времени изучить записи телефонных звонков.
Портер встает.
– Да, хватило, Ваша Честь. Спасибо.
От удивления приподнимаю брови. Хотя расследовать было особо нечего, поскольку записи просты, я все еще шокирован тем, что Портер не сопротивляется. Ей следовало, по крайней мере, попытаться удалить их из списка улик.
А когда меня удивляют...
Прикрываю рот, чтобы заглушить голос.
– Миа, есть что-нибудь о GPS, чего мы не знаем?
– Ничего. Почему ты спрашиваешь?
В подсознании просыпается назойливое ощущение, будто забыл выключить плиту, словно мы упустили какую-то часть паззла.
– Не знаю, – шепчу Мии, – Просто... проверьте с Чарли всё еще раз. Смотрите под всеми углами. Найдите то, что мы могли пропустить.
– Я не знаю где...
– Проверьте еще раз, – обрубаю я.
Мужчина в первом ряду оглядывается и шикает на меня.
В течение долгой секунды Миа хранит молчание.
– Я постараюсь.
Выключаю конфорку (еще одно упоминание плиты; не есть хорошо), и настраиваюсь на перекрестный допрос Ренделл, который проводит Эдди.
Сегодня она выглядит более уравновешенной, собранной. Подготовленной. Портер неплохо поработала.
Эдди одаривает ее ослепительной улыбкой адвоката.
– С добрым утром, мисс Ренделл.
Он задает ей пару разогревающих вопросов, осведомляется, как она провела вечер, и для большинства это выглядит лишь вежливостью. Но Эдди впитывает каждую деталь. Шаг в сторону, малейшее несоответствие в показаниях, и он набросится на нее, как голодный пёс.
– Итак, на чем мы остановились, – Эдди упирается руками о стойку свидетеля, – По GPS-навигатору в вашем телефоне мы обнаружили ваше местонахождение. У вас есть телефон, мисс Ренделл?
– Да, есть.
Эдди кивает.
– И кто вам его настроил?
– Мой бывший муж.
Она отвечает коротко и просто. Не есть хорошо.
Уловив то же самое, что и я, Эдди меняет тактику, чтобы вызвать эмоциональную реакцию.
– Вы ладите с вашим бывшим мужем?
Ренделл хмурится.
– Большую часть времени.
Он снова кивает.
– Понимаю, у меня тоже есть бывшая жена. Советую воспользоваться услугами моих коллег при разделении имущества, чтобы уладить все достойно.
Она пожимает плечами.
– Мы пытаемся. Видите ли, он настраивал телефон не для меня.
– Да неужели?
– Мой бывший муж настраивал телефон для нашей дочери.
Вашу мать!
Смотрю на Портер. Сидит как ни в чем ни бывало. Холодная, как Снежная Королева. Никакой реакции на очевидную победу. Шейвер тоже не подает признаков эмоций. Двое из ларца, блять.
Доносится слабый голос Мии.
– Вот дерьмо.
Еще какое дерьмо, тонны этого дерьма прямо на папке с делом.
– Найди подтверждение, что телефон находился у дочери, – говорю Мии. – Быстро!
– Уже этим занимаюсь.
Мы хорошо покопались в деле, очень хорошо, но выиграть с аргументом "Бе-бе-бе" не представляется возможным. Нужны доказательства. В эту ложь легко поверить. Отец покупает дочке телефон и регистрирует аккаунт, чтобы поддерживать с ней связь. Смотрю на присяжных. Ага, они клюнули.
Эдди переводит на меня взгляд, и я касаюсь мочки уха, давая ему понять, что Миа уже взяла след.
Он решает сменить вектор допроса.
– Сколько вашей дочери лет?
– Семнадцать.
