– Прелестный возраст, – говорит Эдди. – Она учится в школе?
– Да.
– В каком классе?
– В выпускном.
Эдди снова смотрит на меня. Качаю головой. Новостей нет.
Он прочищает горло.
– Значит, мисс Ренделл, вы думаете, что мы поверим, что... – он смотрит на присяжных, проверяя, включились ли они, – ваша дочь-выпускница, была в известном нам наркопритоне около полуночи в будний день?
Эдди хорош, он на правильном пути. Отец покупает дочери телефон – правдоподобно, даже заставляет родителей казаться приличными, словно обеспокоенные родители, следящие за своим ребенком. Информация, что локация – это ловушка, нова для присяжных и на их лицах читается потрясение.
Ренделл, несмотря на ее пристрастие, все еще человек. Таким образом, ее стыд реален. На самом деле, в наркоманах больше стыда, чем у обычного человека из-за того, кто они, и Эдди заставляет ее бороться за то, чтобы в ней видели любящую мать, а не наркоманку.
Кого же засекли в притоне-ловушке? Мать или дочь?
Когда Портер готовила ее, Ренделл, скорее всего заключила сделку с собой, чтобы выдать свою дочь за свидетеля. Только этот последний раз. Кредо наркоманов.
Ренделл шумно сглатывает, погружается во внутреннюю борьбу.
– Я не знаю...
– Так кто был в доме, мисс Ренделл? Вы или ваша дочь?
Портер встает.
– Протестую, Ваша Честь. Вопрос и ответ. Свидетель уже ответил мистеру Вагнеру на этот вопрос.
Судья Мазерс кажется неуверенным.
– Разрешаю вопрос. Мне интересно самому услышать мнение свидетеля об этой ситуации.
Очко в пользу хороших парней.
Ренделл чешет руку.
– Моя дочь. Это ее телефон.
Ох, как глубоко она вязнет.
Отвращение резонирует среди присяжных. Но этого недостаточно. Она может им не нравиться, но это не меняет сути дела Шейвера. Мы все еще должны доказать, что Ренделл не была с Шейвером для обеспечения его алиби.
Новый присяжный немного сомневается. Я сосредотачиваюсь на ней, пытаюсь прочитать ее. Ей глубоко за сорок. Короткие светлые волосы. Маникюр, не слишком разодета. Она кажется... обычной. Что я ненавижу. Обычных людей сложнее всего читать.
Просыпается Миа.
– Мне нужно больше времени, чтобы выяснить, где была дочь в ту ночь.
Я киваю Эдди и быстро провожу пальцами по горлу. У нас ничего. Заканчивай.
Эдди обращается к судье.
– Я откладываю право на вопрос свидетелю на более позднее время, Ваша Честь.
Судья Мазерс кивает, хотя и выглядит удивленным решением Эдди отложить допрос.
– Разрешаю, советник. У вас есть свидетель для допроса?
Эдди поправляет костюм, и становится выше.
– Нет, Ваша Честь.
Потому что мы недостаточно проработали Лайла Фишера, чтобы поставить его против Шейвера. И потому что мы не решили, вызывать Шейвера на допрос или нет. Если мы не сможем доказать была ли Ренделл в притоне, чтобы дискредитировать его алиби... значит вызов обвиняемого может быть нашим единственным способом раскрыть его сущность.
Нельзя получить приговор, доказав, что кто-то психопат.
Но можно обернуть присяжных против названного психопата.
То, как мы планируем это сделать, если придется, это карта Таро.
Если Шейвер был так смел, чтобы отправить мне одну, тогда, это, вероятно, часть его МО[2]. Пока мы в суде, у меня есть Чарли, который прочесывает убийства с похожим МО и методом убийства, как у Шейвера. Чарли ищет любое упоминание об аркане или Таро в связи с делами убийств.
Это может быть притянуто за уши, поскольку я не идеальная жертва Шейвера. Карта может означать только угрозу. Но у людей, как Шейвер, поправка, монстров, как Шейвер, очень специфичная рутина. Они методичны. Они наслаждаются охотой так же сильно, как и убийством.
И он ограничен в том, на кого он может охотиться за решеткой.
Использовать посредника для выполнения его приказов, может заглушить удовольствие, которое он получает от охоты и убийства, но он все еще в нетерпении. Предвкушение кипит внутри него.
Так или иначе, как я всегда говорю, у серийного убийцы есть рутина, ритуал. Этот ритуал доставляет им огромное удовольствие. Если чтение Таро часть выбора жертвы Шейвера, значит, где-то есть улики, чтобы это доказать.
Мие и Чарли просто нужно время на поиски.
Судья объявляет перерыв на ланч, и я выхожу в проход к Эдди.
– Миа работает над доказательством того, где на самом деле была дочь той ночью, – шепчу я ему.
Он понимающе кивает.
– Ренделл – пустая трата времени. Присяжные это чувствуют. Нам нужен этот ДНК-ход, он поможет.
Маленькие пловцы на юбке Ренделл. Которые, технически, могли оказаться там в любой момент той ночи, или до или после убийства Тиллман. Но опять же – доказательства.
Без доказательств мы просто дети в песочнице, кидающие друг в друга какашки.
Значит, лучший план атаки – это просто выбросить этот образец. Затем, как только алиби Шейвера будет дискредитировано, обвинению будет легче поместить Шейвера в номер отеля с Тиллман.
Т.е. представить ДНК Шейвера обвинителем.
Таков идеальный план суда.
Давайте посмотрим на это не с самого удачного угла.
В делах как это, где есть противоречивая ДНК, где один образец доказывает невиновность и вину другого, выжить может только один. Бои без правил для ДНК. Выходят две ДНК, одна ДНК остается.
Я развлекаю сам себя.
Точно. Значит двое мужчин. Это и услышат присяжные, когда обвинитель заявит о ДНК из мотеля. Что жертва была в интимной связи с двумя мужчинами в ту ночь, и что один из них был Шейвер. Но поскольку лаборатория, где была проведена проверка ДНК, уничтожила единственный образец, нет ни единого шанса провести повторный тест.
А значит, у Портер хорошие шансы отбросить наш образец.
Туше.
Но если она не сможет, значит, ее план атаки, скорее всего, вынудит ее увязнуть очень глубоко, ссылаясь на то, что жертва была тем типом женщин, что спят с двумя мужчинами сразу. Обвинение и позор жертвы могут иметь неприятные последствия с присяжными в политическом аспекте, но для Портер осуждение жертвы за ее сексуальную жизнь не имеет значения. Это никак не повлияет на дело, которое она выстраивает. Все, что ей нужно, это взбаламутить воду сомнениями. Буквально, спутать
