начальника народной милиции, утвердил состав революционнного правительства.
— Потери минимальны! — широко улыбнулся Веласко. Он вновь встретился с Харнакиным в светлых покоях загородной асиенды — Все прошло по плану. Сколько предстоит сделать! Аграрная реформа, бесплатное здравоохранение, школы для бедняков…
Новоиспеченный лидер Перугвая был великодушен.
— Игорь, — понизив голос, произнес Веласко — Мне бы хотелось отблагодарить вас лично. Понимаете? Не как савейского офицера ГРО. Для вас лично сделать что-то полезное. В вашей стране офицеры не имеют права вести бизнес. Будь вы гражданином Алемании, я дал бы вам почетное перугвайское гражданство, и отдал в ваши руки акции одной из перугвайских фирм. Хоть мы и вступили на социалистический путь развития, но частный сектор у нас имеется. Тотальной национализации не планируем, у нас ведь крестьянская страна, и… Впрочем, я не об этом. Подумайте, чем бы я мог помочь вам?
Что ж… Харнакин был давно обеспокоен судьбой денег, лежавших на секретном счету. В Чинайской Народной Республике счет могли аннулировать, там Игорь лишь один из тысяч иностранных вкладчиков. А здесь, в Перугвае, за сохранность денег ручается сам председатель Революционной Хунты…
Через неделю Игорь Харнакин получил от Альвареса перугвайский паспорт на имя синьора Иржи Куэрво, и документы на владение частной фирмой 'Окциденталь дистансьон'. Профилем фирмы были некие 'консультационные услуги'.
— Вы ведь меня консультировали — подсмеивался Веласко Альварес — без ваших советов я не сидел бы в кресле председателя….
На счет фирмы 'Окциденталь дистансьон' Игорь Харнакин и перевел 50 миллионов таллеров, полученных от торговли спецтоваром во Вьентаме. Помня о происхождении этих денег, Харнакин их не считал своими. Также нельзя было назвать их вьентамскими или савейскими. Харнакин окрестил их 'фонд Мировой Революции'. Это был его секретый резерв на случай распада Савейского Союза. Никто еще не верил в возможность распада могучей страны, но блестящий аналитик Харнакин, прочитав книги Доброцкого, понял: мрачные прогнозы теоретика верны.
Путч в Перугвае был последним успехом савейской внешней политики. До распада Союза оставалось не так уж много времени.
Вернувшись на родину, офицер Харнакин, воин-интернационалист, получил генеральский чин за перугвайскую операцию. Пользуясь доступом в высокие кабинеты, он пытался создать, на случай распада страны, сеть партизанских баз, складов оружия, тренировочных лагерей — для тех, кто останется верен социализму. Он выходил к руководству с предложениями, но его не слушали: бюрократия видела лишь угрозу в попытках обучать савейский народ навыкам партизанской войны.
— На случай чрезвычайной ситуации? Да какая у нас может быть ситуация?!
Единственным, кто прислушался к нему, был престарелый савейский лидер Юрий Антропов. Видя рост проблем и предчувствуя катастрофу, он одобрил план Харнакина — в усеченном, экспериментальном варианте. Была созданы двадцать складов оружия, пять тренировочных лагерей, оборудованы три горные базы… Капля в море. Этот проект — подготовить боевиков-партизан, на случай если страна свернет с пути прогресса, получил название 'Красный меч'.
Спецпроект был свернут сразу после смерти Антропова. Но за краткий период работы по проекту, Харнакин успел подобрать надежные кадры: группу офицеров ГРО, фанатично преданных идее социализма. Их была горстка. В этот кружок, организованный Харнакиным по образцу перугвайской военной ложи Веласко Альвареса, вошли, в числе других, молодые офицеры Валерий Дареславец и Владимир Ваюршин…
Савейский Союз рассыпался вдребезги, с катастрофической быстротой. Как и предостерегал Доброцкий, бюрократия превратила власть в частную собственность. Страна раскололась на куски, националисты рвали Союз по швам, бандиты и чиновники превратились в монополистов, и спустя недолгое время на осколках Союза воцарились реакционные диктаторы. Из армии Харнакин ушел еще при Дельцине. Чтобы не участвовать в расстреле парламента, он симулировал сердечный приступ. Игорь покинул столицу, жил на пасеке в глухой деревне. Мотивация была безупречна: советы врачей, опасность нового инфаркта. Он жил на пасеке с женой, на окраине деревеньки в восемь дворов, где доживали век дряхлые старики: вся молодежь подалась в город. Никто, кроме торговцев медом, не посещал Харнакина в течение долгих семи лет. РСБ пять лет наблюдала за генералом, затем наблюдение было снято. Прошло еще три года. И тогда, под видом шоферов, увозящих мед, к отставному генералу стали наведываться связники офицерского кружка — как и было условлено. Чаще всего за медом приезжал его бывший адьютант Владимир Светлов: небритый, в ватнике, промасленных рукавицах. Когда-то он был поднят Харнакиным в Генштаб с самого низа, из рядовых. Светлов был предан Харнакину беспредельно. Преданность эта была личной, не политической.
С момента отъезда генерала из столицы прошло одиннадцать лет. РСБ и думать забыла о наблюдении за престарелым пасечником, жителем глухой деревни. Тогда Харнакин и переехал в провинциальный Урбоград. К тому времени в стране развернулось повстанческое движение. Члены тайного кружка офицеров установили контакт с Союзом Повстанцев. Часть денег со счета 'Окциденталь дистансьон' сняли доверенные лица Харнакина, эти деньги теперь крутились в фирме Арсения Рытика, повстанческого разведчика. Внедренный в мэрию Дареславец, бывший офицер, вербовал в Союз Повстанцев чиновников и хозяйственников. Другой сослуживец генерала, Владимир Ваюршин, устроился в полицию и привлекал к подпольной работе полицейских. Групповодом этой вербовочной сети был Харнакин. Арсений Рытик не знал Ваюршина и Дареславца, а с Игорем переписывался бесконтактно: через тайничок близ генеральской дачи Сейчас Харнакину предстояло изменить подпольную профессию: из лидера вербовщиков он должен был перевоплотиться в куратора боевой группы — вспомнить военные навыки времен Вьентама и Перугвая.
Харнакин еще не знал своих будущих бойцов. Чтобы установить с ними связь, он должен был сегодня направиться на совещание, к подпольщику Рэду.
Сотрудники мэрии не знали подлинного Валерия Дареславца — бывшего офицера, повстанческого вербовщика — но думали, что знают всё об этом чернобородом красавце, общительном радушном хозяине и ценном работнике. Два месяца назад он сокрушенно поведал коллегам: здоровье подводит, пошаливает печень: видимо, придется свернуть все дела и срочно ехать на целебные курорты Южных гор. Теплое море, минеральная вода, размеренный режим — вот что нужно для восстановления. Коллеги участливо кивали. Страдавшие той же болезнью давали наперебой ценные советы. Дареславец слушал, иногда записывал. Когда совета просили у него, с улыбкой рассказывал о чудодейственной силе мёда — янтарный, густой, золотистый продукт спасал от болей, подкреплял силы. По словам Валерия, мёд годами поддерживал его в добром здравии. Лишь в последнее время мёдотерапия стала недостаточной — но прекращать ее чиновник отнюдь не собирался. Потому никого не удивляло, что Валерий в свободные минуты заглядывал в крохотную медовую лавку, в двух шагах от места службы. Хозяин лавчонки Захар Фальков, считал Дареславца своим благодетелем. К тому были все основания. С тех пор, как честного парня уволили с химкомбината за смелое интервью о нарушении экологических норм, Захар не мог устроиться на работу по специальности: директора предприятий были членами партии 'Единая Рабсия', и запрещая классовую борьбу всем вокруг, сами вели ее неуклонно: черный список смутьянов был один на всех.
Бедняга перебивался случайными заработками, работал ночным сторожем на складе частной фирмы. С началом кризиса фирма разорилась, Фальков потерял и эту работу, над ним нависла угроза выселения. Именно в тот миг, будто ангел-хранитель, явился к нему на порог Дареславец, сразу взяв быка за рога: 'С вами поступили несправедливо'.
Уж теперь-то выселение Фалькову не угрожало. Бывший сторож поправил свои дела, открыв медовую лавку. Кредит получен совершенно легально: большой, но под людоедские проценты (деньги пришли тут же, 'черным налом', из рук Валерия). Поставщик меда тоже не подводил: старую пасеку отставник Харнакин, по документам, продал — фактически же отдал 'в кормление' подставному лицу из той же деревни. Шоферы-скупщики соблюдали график. Мед в лавке целебен, отменно чист.
